«Мы, прячась, всё равно танцевали запрещенные танцы. Так что было не до любви»
— Мое взросление пришлось на 60-е годы, и потому романтичность «Алых парусов» была прикрыта серым бытом советских шестидесятых с их репрессиями и войнами. Моя старшая сестра в 22 года вышла замуж. Он был из семьи репрессированных, во время войны заболел туберкулезом, а когда женился, снова обострилась эта болезнь.
Болезнь опасная, и я жалела сестру — что у нее любовь и что дочку родила, а маленькие дети требуют больших забот.
В нашей трехкомнатной квартире собрались восемь человек — и тесно, и хлопотно. В начале шестидесятых квартиры давали редко — коммунисты искали заслуженных по их канонам. Но то, что преподаватель пединститута, туберкулезник, не живет отдельно, поспособствовало… И семья сестры получила отдельную квартиру. Так зло привело к хорошему делу.
В эти годы на школьных вечерах вошли в моду иностранные танцы — «чарльстон». Учителя их танцевать не разрешали, но мы, прячась, всё равно танцевали. Так что было не до любви. (Улыбается.)
Слушали иностранные радиоголоса и зарубежную музыку в магнитофонных записях — например, «Битлз» — по квартирам друзей. «Бобинник» был и у молодого мужа моей сестры Стефана (так его все родственники звали, он был красивый чернявый полешук — родом с Полесья). Постигать зарубежную культуру было запрещено, но я, получив домашнее музыкальное образование, любила танцевать дома, одна.
А в восьмом классе начала заниматься спортом — велосипедные гонки. В спортивной команде были парни, нравились, но соревнования и тренировки не способствовали романтике. Спорт — это труд, труд и еще раз труд. Тренеры даже следили за тем, чтобы мы на тренировках не слишком флиртовали. Например, понравилась я одному парню, он старается подольше рядом ехать, чтобы перекинуться взглядом или словом, а тренер ему: «А ну отъедь от нее, не о том думаешь!».
Вряд ли тренер Нины Георгиевны мог тогда предположить, что «отгоняет» кавалера от своей будущей жены.
«Конечно же, мы все были платонически влюблены в нашего тренера»
— Все это очень необычно, нестандартно и не как у людей, — с улыбкой начинает свою историю любви Нина Григорьевна. — Выходит, что я познакомилась со своим будущим мужем, фактически, в восьмом классе.
Любовь к велосипедам была у Нины Григорьевны с детства. Все началось, когда она заболела коклюшем. Из-за высокой температуры у девочки начались галлюцинации, и она то и дело кричала сквозь сон: «Хочу велосипед! Дайте мне велосипед! Хочу кататься!». Родители купили у кого-то из соседей маленький детский трехколесный велосипед. Принесли, показали. По словам Нины Григорьевны, она мигом пошла на поправку, а вскоре села на велосипед и стала кататься вокруг стола. Женщина до сих пор считает, что радость от этого подарка спасла ей жизнь.
В подростковом возрасте Нина получила в подарок еще один велосипед, «Ласточку». Только вот рассказы новой одноклассницы о секции и гоночных велосипедах, которые нигде невозможно было достать, не давали девочке покоя. Так она и познакомилась с Анатолием Багинским, который на тот момент учился на вечернем отделении в Институте Физкультуры и занимался конькобежным спортом.
— Мы в любую погоду, даже в проливной дождь, ходили на тренировки. Потому что знали: если вдруг не получится покататься на улице, мы сядем на базе, Анатолий принесет нам журналов, газет, и мы будем вместе читать их. Бывало, он мог где-то достать нам пару польских изданий. Там всякое могло быть: и спортсмены, и девушки в модных нарядах, и колонки о западной музыке и фильмах. Мы от этого прям пищали. И, конечно же, мы все были платонически влюблены в нашего тренера.
Нина продолжила заниматься спортом до конца школы, потом стала частью профессиональной сборной команды при заводе, на котором работала. В 19 лет, по дороге на очередную тренировку, девушка попала в страшное ДТП. У нее был перелом основания черепа, произошло крупное кровоизлияние в мозг. Нина была в числе первых пациентов в Беларуси, которые пережили такую сложную нейрохирургическую операцию. Спорт из-за этого пришлось оставить.
— Ну, думаю, раз нельзя в спорт — пойду учиться. В 23 года поступила в Ивано-Франковск и уехала на учебу. Пока была студенткой, ухажеров было много. Но у меня был самый настоящий пунктик: все мои родственницы, сестры и даже мать выходили замуж за мужчин лет на десять старше. А я училась с ребятами, которые родились в пятидесятые, то есть они были младше меня на шесть лет минимум. А еще я поняла, что хочу замуж только за белоруса. Казалось бы, братский украинский народ, а менталитет совсем другой.
«Я была диссиденткой сколько себя помню, а вот муж мой — нет. Но он очень за меня волновался»
На каникулах во время четвертого курса Нина вернулась домой. Тут раздался телефонный звонок: подружка, еще со школьной команды, предложила взять коньки, покататься, а заодно навестить бывшего тренера. Нина согласилась, как он сама признается, неохотно, просто чтобы поддержать девушку. Решили прийти на тренировку к Анатолию, посмотреть, как он там.
— Он нас первым делом за ручки взял, посмотрел на безымянные пальцы, и спросил: «Что, птички, не окольцевались еще?». А мы ему: «Так вы сами еще холосты, куда ж нам вперед тренера лезть». Пошутили еще так, посмеялись, а у меня все из головы не выходил вопрос: почему он, такой красивый, спортивный, умный, не пьющий — всё еще не женат.
Через год, когда я уже закончила университет, мы навестили его еще раз. Вот мы катаемся, болтаем, а я возьми да подмигни ему. Мне 29, моему бывшему тренеру — 42. Чем думала — непонятно, но он меня после этого в театр позвал.
А дальше — предложение руки и сердца и заявления сразу в два ЗАГСа (на всякий случай, если бы вдруг не успели костюм с платьем найти). В браке у Нины и Анатолия родилось два ребенка: Павел и Алеся.
— Настоящая любовь, на мой взгляд, пришла к нам уже после ЗАГСа, когда мы родили и воспитывали детей, заботились друг о друге. Я была диссиденткой сколько себя помню, а вот муж мой — нет. Но он очень за меня волновался.
Мы шли параллельно и не пытались друг другом командовать. Точнее, Анатолий сначала пытался мной «рулить», как педагог. Но он быстро понял, что к чему, я ведь тоже могу быть командиршей, — смеется Нина Григорьевна. — Я вообще убедилась вот в чем: главный в семье не тот, кто мужчина, а тот, кто мудрее
Анатолий умер в возрасте 74 лет от коксартроза тазобедренных суставов. Последние восемь лет своей жизни он принимал сильные обезболивающие, которые со временем стали разрушать клетки мозга.
Бывало, посреди ночи, мог проснуться с криками: «Милиция, к нам в дом ломится милиция!». Привык, видно, к тому, что меня могут арестовать. И даже в бреду за меня переживал.
