Автор письма – Николай Михайлович Шариков – военный офицер, работавший в канцелярии, сын известного мецената Михаила Семёновича Шарикова из российского г.Пушкино. На Родине Николай Шариков был известен как администратор, организовывавший концерты оперных звёзд. Именно благодаря ему в Пушкино регулярно бывали Шаляпин, Стравинский, Нежданова.
Письмо из Лунинца Николай Михайлович отправил своим родителям. Оригинал письма вместе с вложенными фотографиями сохранился у сына Николая Михайловича, а недавно текст попал в сеть Интернет.
Письмо написано на бланке с красным крестом Всероссийского Городского Союза помощи больным и раненным войнам, Передового санитарно-питательного отряда имени русских техников от ноября 2 дня 1915 г. за №1
Публикуем письмо без изменений, лишь с некоторыми сокращениями и пунктуационными коррективами.
«С сегодняшняго дня все письма посылаю вам под номерами, если можно прошу и вас нумеровать.
Ст. Лунинец, Польских дор.
Дорогие папочка и мамочка!
Наконец-то я успокоился, получив от вас 2 письма и 3 открытки, теперь я знаю, что вы здоровы и всё у вас благополучно…
Я слава Богу, всё время, здоров и к лекарствам ни разу ни пришлось прибегать, самочувствие стало вполне хорошее, настроение с каждым днём делается ровнее, начинаю спокойно и сознательно относиться к тому, что я здесь, тогда как всю дорогу в поезде и первые дни здесь я жил как во сне.
Погода здесь стоит такая какая у нас обыкновенно бывает в сентябре; в 8 ч. утра свободно можно выйти на улицу раздевшись, не ощущая холода, даже мне при всей моей зябкости; вечера стоят тоже тёплые, температуру вообще определить не могу, т.к. живём не только без термометров, но и без часов, у большинства они бездействуют. Говорят, здесь и зим холодных не бывает, климат гораздо мягче нашего – немного похоже на Крым. Я думаю, из тёплых вещей мне сюда больше ничего не будет нужно, из того что имею половину я, с удовольствием, бы отправил назад, ведь целые дни почти сижу в канцелярии, выходить приходится очень редко и больше по своим надобностям; были дни когда я попадал на воздух только перед сном, в 10 ч. вечера. Кожаная куртка у меня так и лежит в мешке, фуфайку, кальсоны и тёплые носки ещё ни разу не надевал, носки ношу тонкие по паре — вполне достаточно, портянки совсем не понадобятся в отряде никто их не носит, даже нижним чинам я выдаю носки, многое из тёплых вещей мне вряд ли понадобится, конечно, если бы знать что буду только в канцелярии – можно бы брать вдвое меньше всего, но, с другой стороны, когда по вечерам я начинал разбираться в своих вещах и это меня так занимало, что я совсем переставал чувствовать себя так далеко от вас.
Теперь я живу, как уже писал вам, в комнате, снимаю её у сторожа, жильё – дорожного врача, за 10 р. в месяц. Комната, пожалуй, уютная. Только вид очень не приглядный, идёшь через сени, потом через кухню и, наконец, попадаешь в саму в комнату.
Собственно это квартира сторожа, состоящая из 2-х комнат кухни и чистой комнаты; сам он живёт рядом, в кухне доктора где его жена служит кухаркой (очень услужливая женщина напоминает Лину, которая жила у нас в Варваринском обществе а в этой кухне у него устроена кладовая лежит всякий хлам иногда здесь спят какие-то его знакомые люди очень славные добродушные малороссы как есть в Черевичках.
В мою комнату днём никто не ходит, она заперта бывает на ключ, на ночь мы с моим денщиком Яковенко, которого отрядила мне Елена Вас. тоже запираемся. Приятно всё-таки, что нашлась хоть такая комната, а то здесь как-то никто не хочет пустить к себе офицера на квартиру; в свободное время я могу остаться один и отдохнуть от шума.
В отряде такая теснота мне совсем не пришлось бы раскрыть своих вещей, здесь я кое-что уже достал, пока ещё негде особенно расположиться книг, стол, мне обещали сделать его на днях в отрядной мастерской, у меня одна табуретка на ней я устроил туалет, расположился с бритвен. приборами и всем проч. и стул. Умывание пока тоже плохое руки мыть хожу в кухонный умывальник над раковиной, (там водопровод) а лицо мою из маленького тазика, купил его в Лунинце.
Завтра у меня будет хороший эмалированный рукомойник и большой таз, эти вещи мне привезёт из Житомира сегодня вечером наш отрядный врач Маркарянц Павел Беглярович, замечательно приятный и симпатичный молодой человек, он поступил в отряд с 15 окт. и уже уехал в отпуск на 5 дней. Мнэ всё равно гдэ быть он говорит так нэ буду здэсь служить, буду Ныжэгародский лазарэт, нэ буду Ныжегародский лазарет, буду правление Краснаго Крэста и т.д. в свободное время мы часто гуляем с ним на вокзал единственное место куда можно пойти, всюду в Лунинце непролазная грязь. Он, «душа мой» и я люблю с ним беседовать и слушать не что он говорит, а как говорит.
Другой врач нашего отряда, т.наз. старший, Генрих Марков. Валерман с этим у меня тоже хорошие отношения, он меня кажется любит и говорит больше чем со всеми. В отряде его не особенно уважают санитары и сёстры милосердия на него косо поглядывают, он слишком далёк от них, они привыкли к прежнему врачу Розенцвейгу, помните, о котором рассказывал Николай Вас. в своём докладе, тот был проще и больше подходил к отряду. Считают, что Валерман не подходит к военной обстановке и не может отрешиться от комфорта это не нравится им, а я его вполне понимаю, Е.Васил. в этом случае присоединяется ко мне.
Больше всех мне нравится мой начальник Кетгер Алек. Влад. – зав.хозяств., он только совсем не подходит к той роли, какую ему приходится здесь исполнять, в хозяйстве он философствует, из него был бы хороший педагог и воспитатель, напр., он прежде чем дать мне работу стал испытывать моё терпение и заставлял меня делать не то, что в ту минуту нужно было для дела, а постепенно приучал меня к работе, чтобы я сразу не разочаровался в том что здесь. Когда ему покажешь то, что написано, он всегда смотрит не как сделано, а какое впечатление. Или то, что я переживал когда делал эту работу, он говорит, что прежде всего он заглядывает в душу; первое время мне даже казалось это странным всё это так далеко от хозяйства, причём в хозяйстве – настроение. Человек он очень умный и всех нас читает как книжку, его здесь любят он добросовестный работник, необыкновенно строг к себе и очень снисходителен к другим. Хозяйство котор. навязал ему Н.Вас. его страшно тяготит, а канцелярщена этак прямо убивает, собирается бежать отсюда и только расположение к Н.Вас. его удерживает от этого.
Пожалуйста, не разсказывайте про это Ник.Вас., Кетгер просил меня не говорить ему. Вообще все разсказы Н.В. слишком идеализированы, на самом деле, к сожалению, здесь всё обстоит иначе, но об этом в другой раз, сейчас немного о себе.
Живу я здесь так, встаю в начале 9-го и в 9 ч. выхожу пить кофе. Минут 20 десятого садимся за работу, к этому времени проветривается канцелярия, где спят Кетгер и ещё двое канцелеристов. До вчерашнего дня работа моя состояла в письме и выдачи книжек нижним чинам, а также белья и всякой одежды, со вчерашняго дня ещё прибавилось, начал вести книгу сколько товару на складе и сколько выдаётся за день, иногда ещё приходится вместо Кетгера написать требование о выдаче, в этапный лагерь или в передовой или ещё куда, резинов. вещей и продуктов. Особенно много работы было когда считали привезённое из Москвы и проверяли наличность всего склада. Всё было в таком безпорядке, что вы и представить себе не можете, у Гусарова многое из погруженного в Москве пропало. Потом, когда вписывал в книжки всё что имеется на складе, это заняло у меня целые 4 книжки почти до ста страниц в каждой. Дни проходят быстро, совсем не вижу времени.
В 12 ч. дня иду обыкновенно на вокзал, тут бывают разного рода поручения, в 1 ч. садимся обедать, который теперь идёт скорее после того как Е.В. просили об этом, в первые дни моего приезда он тянулся часа полтора иногда и два, что страшно утомляло. После обеда или сразу сажусь работать или немного гуляю, смотря по настроению. Днём часа в 3 дня приходится побывать на складе, если же не иду туда, то сижу до 7 ч. вечера в канцелярии, в эти часы приходят за выдачей белья и тёплых вещей, происходит немало всевозможных курьёзов. В 7 ужинаем сейчас же чай, к чаю газеты, сыр и масло слив., краковск. колбаса. В восемь иду один гулять на вокзал, там в это время всегда большое оживление, масса военных как-будто у Мюре, если бывает после ужина работа то посему-же обыкновенно хватает её часов до 10-11 а иногда и дольше и тогда уже идём или в компании или вдвоём с Кетгером пить чай или шоколад на вокзал, он тогда совсем оживает, делается весёлым, острит и читает мне свои произведения. Елена Вас. тоже писательница, она мне подарила книжку своего сочинения.
Что касается братьев и сестёр милосердия то с ними я почти не знаком, вижусь только за столом – кланяюсь, публика всё больше грубая, невоспитанная и безцеремонная. Елена Вас. поражается их отношениями с ней и говорит что их нужно отправить в Петроград обучаться хорошему тону; Я, по её словам, похож на венецианца по своей галантности и больше на артиста чем на помощника заведующего хозяйством.
Пока до свиданья. Надо кончать второй час ночи. Яковенко уже давно храпит. Целую, желаю здоровья и полнаго благополучая.
Пишите. Любящий вас Николай.
