Сердечная недостаточность

О своем недуге пенсионер уже успел поведать всем, кто живет по соседству с его сыном Борисом. Вот, мол, старый да больной, оказался ненужным, не приняли его дети. Сердобольные люди не только выслушали и временно приютили мужчину, но и попытались хоть как-то помочь ему. И обратились в «Вечерку».

— Может, через газету повлияем на бессовестных взрослых детей? Борис-то, живущий со своей семьей в доме Павла Григорьевича, практически на порог отца не пустил. Да и дочь Ирина оказалась бессердечной особой, места в своем огромном коттедже для батьки не нашла, — возмущенно рассказывала пожилая кобринчанка Светлана Егоровна.

Наша встреча произошла как раз на ее территории, женщина вот уже неделю предоставляет кров приезжему мужчине.

«Мы думали, что хорошо их знаем. Вежливые такие, культурные. Бориса частенько соседи просят помочь по хозяйству, никогда не отказывал. Ирина часто бывает у брата, видно, что они друг за дружку держатся. А с отцом вон как обошлись!.. Даже не верится», — качал головой муж Светланы Егоровны.

Павел Григорьевич стыдливо смахивает слезинку и интересуется у журналиста: есть ли у него хоть маленькая надежда на то, чтобы… отсудить комнату в доме, где живет сын. Практически во всех ближайших домах этого частного сектора хозяева поменялись, так что истинной причины неприятия выросшими детьми престарелого отца никто не знает. И, сочувствуя пенсионеру, окружающие активно и громко осуждают молодого соседа и его сестру.

Между тем сердечную недостаточность Павлу Григорьевичу можно смело засчитать не только в качестве медицинского диагноза, но и как черту характера.

Мы с тобой одной крови?

Оказывается, к дому в пять небольших комнаток он имеет лишь косвенное отношение. По данному адресу его прописали к себе тесть с тещей после свадьбы дочери. Мужчина прожил в семье недолго. Когда Иринке исполнилось 8 лет, а Боре — 10, отец собрал вещи и уехал «на заработки». А спустя год написал, чтоб не ждали. Дескать, встретил другую женщину и полюбил. Это письмо дети сберегли не случайно.

— Мы, будучи маленькими, всех подробностей не знали. Боря однажды услышал, что алименты мама на нас не получает. Она не знала, где отец, и подавать в розыск не хотела. Была очень гордой и сильной женщиной. Когда мама стала болеть, то брату, как старшему, показала то единственное письмо отца. И посоветовала сберечь. Как мама выразилась, «на всякий случай доказательство», — воспоминания 30-летней Ирине даются нелегко.

Успел Павел Григорьевич внести сумятицу в их жизнь. Начал-то за здравие, явился в дом, который покинул два десятка лет назад, и как ни в чем не бывало кинулся с объятиями к невысокому плечистому мужчине: «Встречай папку, сынок! Не узнал, что ли?»

— Я оторопел. Вначале даже не понял, что происходит. Думал, человек ошибся. А потом смотрю: нет, папаша наш объявился. Верите, он за каких-то десять минут успел мне на пороге всю жизнь свою рассказать?! Торопился, боялся, что выгоню, — говорит Борис.

Больше всего молодого мужчину возмутило, что, жалуясь на свою жизнь, постоянно повторял одну и ту же фразу: «Мы с тобой одной крови». Это были любимые слова Бори из мультика о Маугли. Когда-то давным-давно мальчик с папой говорили их друг другу по утрам.

Как аукнется…

Он не видел, как росли сын и дочь, не помогал материально, не вспомнил ни разу о днях рождения детей. Хватило только на то, чтобы развестись. А жил, как теперь известно, не так уж и далеко, в Гомельской области. Уход на пенсию Павла Григорьевича совпал со смертью гражданской жены, двух дочерей которой он воспитывал. Обе они уже замужем, имеют собственные квартиры. Однако почти сразу после похорон матери попросили человека, которого до сих пор называли папой, покинуть помещение. Так, по крайней мере, обрисовал ситуацию сам «герой».

— Кто же вас надоумил сюда-то возвращаться? — спрашиваю блудного отца.

Сидит он напротив меня в недешевом костюме и при галстуке, молодцеватый, подтянутый, интеллигентный на вид. А глаза бегают. Не ожидал он, что настоящая история вылезет на свет, что найдутся свидетели тех прошлых лет, знавшие и бывшую его жену, и его самого, и то, как он покинул семью.

Но все же мужчина принимает независимый вид, прежде чем ответить на неудобный вопрос.

— Не кто, а что… Голос крови. Те мне чужие, а Борька с Иркой — родные. Ну, расстались мы с их матерью, так это жизнь… Воспитывал же я их до ухода, одевал, обувал, кормил. Наверное, теперь и их очередь пришла. Разве не так?

Приютившая пенсионера кобринская семья — в растерянности. Гость не торопится покидать их дом, просит потерпеть немного. За постой платит, питается на свои деньги. И собирается судиться с детьми. За дом, построенный покойным тестем. Да за алименты от детей.