Разговаривая с журналистами, жена, мать и главный оппонент Лукашенко рассказывает о том, как семья переживает это тяжёлое время и как быстро приходится расти детям нового поколения в эпоху войн и репрессий.
— Ваши дети ходят в обычную школу, у них обычное детство?
— Моя задача — обеспечить им нормальное обычное детство в школе с друзьями, выходить на какие-то прогулки. Конечно, на всех детей этого поколения, которые растут сейчас, события в Беларуси накладывают отпечаток. Дети политически активных родителей особенно хорошо понимают, что со страной. Они, к сожалению, вынуждены были рано вырасти и понимать такие термины, как “ШИЗО”, “тюрьма”, “репрессии”, “жить в экзайле”, как говорят. Их оторвали от родных, от бабушек, от друзей, вывезли в другую страну, где новый язык, новая школа… Это всё очень сложно для них. Если бы они были в Беларуси, жизнь текла бы более равномерно, но, конечно, не при репрессиях.
— Когда вы плакали в последний раз?
— Я плачу в основном по вечерам, и чаще всего это происходит, когда плачет дочь. Если что-то не так, она сразу в слёзы: “Я хочу к папе”. И вот ты вместе с ней поплачешь… Эти эмоции тоже надо с ней переживать.
Старший сын взрослый — всё в себе. Знаете, мне иногда кажется, что я не то что зачерствела за эти три года, но если это не касается людей, не касается вот этой боли, меня очень тяжело вывести на слёзы. Какие-то другие мелочи жизни вообще ничего не значат.
— Старший сын похож на отца?
— Он пошёл в рост и в целом лицом похож на папу. Такой же неугомонный. У Сергея была такая привычка: когда думает, он много ходит. Ему всегда было мало места в квартире, поэтому хотелось чаще бывать на даче: там простор, он может ходить, размышлять. Вот и у сына тоже такое: он ходит, круги нарезает, думает.
— Что слышно от Сергея? Может, пишет что-то?
— В последнее время всё очень сложно. Если знаете, его адвоката лишили лицензии. Вот уже три недели никаких новостей от него нет. Письма детям не доходят. Новый адвокат не может попасть, его не принимают. Уже давно не принимают никаких денежных переводов Сергею, их блокируют. То есть он там даже отовариться не может. Передачи ему в целом запрещены. Пока — неизвестность, но очень надеюсь, что в ближайшее время адвокат всё-таки сможет попасть.
— А вам нельзя созваниваться?
— Такого не было. Сергей звонил несколько раз за эти почти три года маме. Общались буквально по 5-7 минут. Это вот так, когда судебный процесс идёт, можно звонить. Больше нет. Я с ним с того момента, как в октябре или ноябре 2020 года ему разрешили позвонить, больше не общалась.
Ранее Светлана Тихановская рассказывала о своём родном городе:
— Микашевичи моего детства – это г.п., городской посёлок… Хороший, уютный городок. Немного сероватый, как тогда все советские городки…Но детство не определяется городом, оно определяется семьёй. Я росла в счастливой, хорошей семье. Моё детство определялось не только Микашевичами, но и Синкевичами, где жили бабушка с дедушкой, и где мы проводили много времени, всё лето…