— Елена, расскажите о «Полесской доброте». Мы прежде много писали о вашей деятельности. Но особенно организация проявила себя, помогая тем, кто подвергся насилию после акций протеста и попал на «сутки».

— Организация располагала небольшими материальными ресурсами, и цели были относительно небольшие. Мы опекали Дом малютки и Молотковичскую школу-интернат, помогали одиноким старикам. После событий августа 20-го года сконцентрировались на помощи пострадавшим от режима.

Я всегда была за справедливость и активно поддерживала людей, просто людей, оказавшихся в сложной ситуации.

Каждая поступавшая нам от благотворителей была на учёте, приход-расход документировался. Самое большое поступление было как раз, когда начали задерживать людей после 9 августа. Спонсор передал нам для оказания помощи 5 тысяч долларов. Из этих денег мы помогали оплачивать штрафы, собрали и выдавали продуктово-санитарные наборы. Помогли 65 сидельцам – кому больше, кому меньше. Они же выходили после отсидки страшные, избитые – больно смотреть было на них.

— Когда Вы поняли, что надо уезжать?

— Меня выследили. В офис пришли с обыском, изъяли технику. Искали документы, но я их вынесла. Через город, на глазах знакомых, меня вели в наручниках. Сделали обыск у меня дома. Всё перетрясли.

Искали журнал со списками получателей помощи, заявлениями людей и справками, подтверждающими побои. При этом журнал лежал дома на холодильнике, над моей головой… Я молилась в мыслях, чтобы туда не заглянули. Там икона ещё стояла.

Затем меня повели на допрос в наручниках по городу, на глазах знакомых. 8 часов держали. Даже в туалет не отпускали. «В штаны мочись», — предлагали хамски на мои просьбы выйти.

Во время допроса увидели в паспорте отметку о выезде в США, куда меня приглашали на тренинговую программу как юриста. Я задержалась там на два месяца у подруги. Моя поездка вызвала негодование и кучу вопросов, как будто я агент какой-то.

Во время поездки в США

Без конца требовали сдать списки. В конце концов я сказала, что могу отдать. Но принесу завтра, поскольку уже поздно, и у меня нет сил на какие-либо действия. Мне выдали предписание: явиться в 11 часов следующего дня со списками.

Всё это время, пока шёл допрос, муж ожидал меня на улице. Мы пришли домой и решили, что мне надо спасаться.

Волонтёры довезли нас с 13-летней дочкой окружными путями до границы, а дальше шли сами по нейтральной полосе около 4 километров. Пересекли украинскую границу, добрались до Чернигова – там были свои люди в Доме прав человека…

Устроились прямо там – в ДПЧ. Я помогала организации по юридическим вопросам, дочь пошла в местную школу. Потом мы на некоторое время выехали в Чехию на реабилитацию – у меня после пережитого начались проблемы со здоровьем.

— А как муж? Другие члены семьи?

— Мужа всё это время прессинговали, не давали работать даже в частной фирме, в итоге он выехал через год, уже в Варшаву. Мои счета, имущество арестовали, остались без всего, что нажили.

Наша семья вся выехала: сестра – она адвокат, её сын Алексей – он судья суда Пинска, отказавшийся судить задержанных, с женой и детьми, а также дочь сестры с семьёй. Семья сестры живёт сейчас в Германии, а моя семья – в Варшаве, где я получила статус политического беженца.

— Какие воспоминания остались у Вас о том протестном дне 9 августа? Был ли страх? Что осталось в душе?

— Страха не было. Напротив, была эйфория.

Было восхищение молодыми людьми: активные, заявили о праве голоса и восстали против несправедливости. Молодёжь, которая всегда была аполитична! Вышло море людей – светлых, чистых, идейных! Я никогда не забуду тот момент, подтвердивший, что у нас есть гражданское общество.

Ты фактически знал людей, но, как оказалось, не знал… Тяжело обмануться в надеждах, но всё равно – то, что было, не пройдёт мимо, хоть нас продали и предали. А у сотен людей, которые заявили свой голос, отняли годы полноценной жизни, отправив в тюрьмы…

— За это время не стало многих людей: в тюрьме умер отправленный туда за лайк Николай Климович, умерла активистка Вероника Иванова, не стало получившего повышение за подавление протестов начальника Пинской милиции Коровяковского и судившего за протесты судьи Свитина…

— Мы хорошо общались С Николаем Климовичем. Его нещадно отправили на нары после тяжёлой операции на сердце. Как он и говорил после суда, его отправляют на смерть, так и вышло.

Коровяковский хотел повышения, признания. При нём начались бесчинства против людей. В награду получил долгожданное повышение. Но крылья-то оказались обрезанными из-за того, что пошёл против народа… Говорят, заболел уже в Бресте и скоропостижно умер. Подробности мне неизвестны.

А Свитин судья? Мог же выбрать сторону добра. За что людей, вышедших на улицы, судить? Мой же племянник (судья суда г.Пинска и Пинского района Алексей Пацко не пошёл против невинных людей и уволился с должности — Ред.) отказался! Насколько мне известно, у Свитина оторвался тромб.

Я вижу в этих вещах прямую карму, она не случайна.

— В Польше как устроились? И как наладили жизнь?

— Тяжело было поначалу, просто выживали с дочкой в чужой стране, при этом старались сохранить себя и свое достоинство как белоруски по этносу.

Поначалу жили в лагере для политических беженцев. Физически я много работала, чтобы скопить денег. Потом смогли снять маленькую квартиру.

Сейчас мне абсолютно ничего не надо ни у кого просить — всё у нас есть! Я занималась польским языком и занимаюсь, закончила курсы специалиста отдела кадров и получила сертификат 85 баллов, то есть я сделала ставку на интеграцию в общество, в котором нам с дочерью предстоит жить.

У меня две работы, везде успеваю и справляюсь, со всеми хорошие отношения. Помогаю людям по мере возможности, нашим ребятам-белорусам в особенности.

— Говорят, что в определённые периоды жизнь подбрасывает тех людей, которые нужны человеку именно в это время. Выполнив миссию, они отходят на второй план. А как у Вас?

— У меня на второй план не отходят. Все со мной общаются. Все, кому помогала, они в моей душе, в памяти. Душу отдам за людей, которые были со мной в самые тяжёлые моменты жизни… Такие хорошие, светлые люди рядом со мной. Честные, добрые. Мне всех жалко, всем хочется помочь… Я никогда не пройду мимо кота и собаки, и цветочка, который надо подвязать… Вижу и помню только хорошее.

— В чём Ваши женские радости?

— В детях, в семье. Только в них мой счастье. Я растворяюсь в детях. Может, так и нельзя. Младшая Маргарита, в этом году её исполнится 18, быстро усвоила польский язык, учит ещё два иностранных языка. Она получит хорошее образование — занимается в Техникуме моды на 3 курсе и станет дизайнером индустрии красоты и моды, очень хорошо рисует…

Продолжаю жить и радоваться жизни.

— Что для Вас Полесье? Видите ли своё возвращение?

— Это уголок души. Мне часто снятся аисты, Пина… Тепло моей душе дают стихи Евгении Янищиц, очень близкие по духу и настроению… Но возвращения обратно пока не вижу. Всё уничтожено и предано. Как отрезали что-то. Сколько человеческой жизни нужно, чтобы вернуть всё то, что близко сердцу?!

— Доброта в Вашем сердце – это же не организация?

— Я всегда чувствую добро. Некоторые останавливают меня. Я всё равно помогаю – эта моя миссия. Я крошечку не съем сама, мне нужно её разделить на всех, кто нуждается. Чем больше отдаёшь, тем больше возвращается людской добротой. Я заряжаюсь энергетикой от тех, кто рядом. Я не романтик, но говорю, как есть. Я просто такая…