Маму девочкой в войну угнали в Германию. И потом, когда в 1949 году ей дали рекомендацию в компартию, бюро Гродненского горкома ее не пропустило. Встал чекист и спросил: “Почему вы остались живы, когда все честные люди в Германии погибли?” И после этого, с 1949 по 1953, ее ежемесячно вызывали в отделение госбезопасности на улице Тельмана (гродненцы знают), чтобы задать этот сакраментальный вопрос.
Так что плакала она не из любви к вождю. Просто он был известным злом, которое всегда кажется меньшим.
То же самое будут чувствовать сотни тысяч граждан Беларуси. Те, кто работает сегодня на наших убыточных предприятиях. Те, кто получает пенсию практически за счет собственных внуков. Те, кому есть что терять после прихода свободы.
Кажется, когда-то в анализе опросов НИСЭПИ Дракохруст обратил внимание: оппозиция надеялась, что лукашенковский электорат вымрет. А он не вымирает. Просто на смену одному поколению пенсионеров приходит другое, которому тоже нужна не свобода, а социальные гарантии. Маленькая пенсия нужна, но вовремя. Бесплатный проезд на электричках. И – так далее.
Прошло двадцать лет. Те, кому в момент избрания Лукашенко было сорок, сегодня пенсионеры. Эти гарантии нужны им. Тем, кто еще помнит воздух свободы, тех, кому свобода дороже пенсию, – катастрофическое меньшинство.
Это – первое.
Второе. Разочарование. Лукашенко ушел, но остались все остальные. Пусть даже не так, как у Евгения Шварца в “драконе”: “Я оставляю тебе рваные души, прожженные души, дырявые души”. Пусть – нормальные. Но это будут те же самые лица. Те же самые чиновники, судьи, милиционеры. Откуда взяться другим? Из среды безумных оппозиционеров, которые вопят о люстрацию? Но Беларусь – не Украина, где есть большой пласт частного бизнеса, независимые адвокатские конторы, университетская профессура, которой привычно думать самостоятельно. В Украине есть традиция реальной политической конкуренции. Откуда взяться новым людям у нас? И от того, что директор театра уйдет на пенсию, труппа не изменится. А Саакашвили не разорвется и не клонируется.
И наконец.
Я пошел в оппозицию в тридцать лет. Тогдашние тридцатилетние были последними оппозиционерами, у которых был опыт хоть какой-то работы в государственном аппарате. Нас – единицы. Лебедько (дважды депутат), Федута, Чалый. Кто еще? Калякину, казавшемуся в те времена молодым, энергичным, бодрым главой районной администрации, сегодня – шестьдесят пять. Альтернативой лукашенковским питомцам становятся пенсионеры? Или – такие же лукашенковские питомцы, у которых нет другого умения – умения держать удар. А время будет ударять больно.
Печально все это …
Не до карнавала.
