Украинский экстремал, называющий себя Григорий Мустанг, рассказал Би-би-си, что задумывал покраску звезды на московской высотке в цвета флага Украины как анонимную акцию и раскрыл инкогнито только для того, чтобы помочь бейсджамперам, оказавшимся "не в том месте, не в то время".
В Москве во вторник начались слушания по делу пяти россиян, обвиняемых в соучастии в раскраске звезды. Им вменяют вандализм и “хулиганство по мотивам политической и идеологической ненависти”.
Четверо из пяти подсудимых – Александр Погребов, Алексей Широкожухов, Евгения Короткова и Анна Лепешкина, по версии СКР, прыгнули с парашютами с высотки на Котельнической набережной, чтобы поддержать акцию Мустанга. Еще один подсудимый – руфер Владимир Подрезов, по версии обвинения, непосредственно ему помогал.
Изначально следствие обвиняло в покраске звезды самих бейсджамперов, но обвинение было переформулировано, после того как Мустанг заявил, что звезду на шпиле 20 августа 2014 года раскрасил он. Бейсджамперы и сам Мустанг заявляют, что забирались на здание в разное время и не знали друг о друге.
По словам Мустанга, он общался с адвокатами подсудимых и готов давать показания с территории Украины, но российские правоохранительные органы к нему так и не обратились.
Отец подсудимого Широкожухова Александр Карпухин, который пишет в “Твиттере” под ником “Отец парашютиста”, заявил Би-би-си, что дело полностью абсурдно, а его 26-летний сын, проектировщик зданий по профессии, никогда не интересовался политикой и не знал, что происходит на Украине.
С Мустангом и Александром Карпухиным (чье интервью представлено ниже) беседовала Ольга Слободчикова.
Би-би-си: Вы считаете, что это была успешная акция? Сейчас вы бы сделали то же самое?
Мустанг: Сделал бы, но так, чтобы никого не посадили. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы, наверное, покрасил ее, потом подождал бы, когда они придут, и сказал: чуваки, такое дело, давайте в другом месте прыгайте. Хотя, конечно, я думаю, что ничего бы не изменилось. Нашли бы какую-нибудь бабушку, консьержку посадили бы, еще кого-то. Российское правосудие сейчас похоже на некую трагикомедию. Хотят кого-то посадить, а меня посадить не могут. Я уже заявлял, что готов давать показания с территории Украины, но мне до сих пор не пришел запрос. Меня объявили в розыск, но запрос на показания мне никто не отправил.
Би-би-си: Вы уехали из России еще до того, как были задержаны эти люди?
М.: Да. Я узнал о том, что они задержаны, уже дома за компьютером. Я не знал, что они вообще есть, не мог видеть и не знаком с ними, естественно. Я спустился, когда еще темно было, а прыгали они уже на рассвете. То есть, я думаю, мы на час или на полтора разминулись. Следственные органы могут посмотреть, посчитать, во сколько кто куда заходил. Они просто физически по времени не могли этого сделать.
Би-би-си: Вы хотели бы сказать что-то тем, против кого скоро начнется суд?
М.: Я бы пожелал крепкого духа им, крепких нервов их родителям, родственникам, всем, кто за них переживает. Им можно только по-человечески посочувствовать, но я думаю, что если бы не они, то кто-то другой. Они не виновны совершенно, но поскольку из этого сделали политическое дело, их сейчас хотят посадить в тюрьму.
Би-би-си: Вы не чувствуете какой-то своей вины в том, что произошло?
М.: Если так смотреть, то любого человека могут посадить в тюрьму ни за что. Они без всяких доказательств уже по году отсидели все. Я, конечно, очень расстроен этой ситуацией, мне искренне жаль этих ребят. Когда я приехал, я не хотел публиковать ни фотографий, ни видео – ничего. Я в принципе сделал это исключительно для того, чтобы им помочь.
Большое везение, что эти фотографии вообще были, потому что я не планировал их делать. Так было бы даже интереснее, как будто все произошло анонимно, интрига сохраняется. Но потом я приехал и вижу, как кто-то пишет, что кто-то покрасил звезду, и четыре человека спрыгнули и улетели. Проходит какое-то время, смотрю – люди задержаны, и я думаю: ну сейчас посмотрят по камерам наблюдения, и их отпустят. Тут они нашли перчатки – а я красил без перчаток, и я понял, что это не полиция или милиция, это мусора просто. Я серьезно думал, пусть меня обменяют на [украинскую летчицу Надежду] Савченко, пусть хоть какая-то польза будет. Я тоже не дурак: если бы ее отпустили, я бы туда приехал. Если ее сейчас отмажут адвокаты, я туда не поеду.
Би-би-си: Вы определили этот жест как арт-перформанс. До этого занимались таким акционизмом, связанным с политикой?
М.: Я не занимаюсь политикой. То, что звезду покрасили, – это не политическое событие. Я не поддерживаю никаких партий, мне никто не платит деньги за это. Мое действие сделали политическим, когда начали преследовать людей. Изначально никакой политики в этом не было, и до сих пор я никакой политики в этом не нахожу.
Би-би-си: Те, кто вас критикует, часто говорят, что вы все-таки нанесли ущерб. Как вы можете это прокомментировать?
М.: Насчет ущерба: эта звезда не является символом России, это исключительно советская символика. За то, что я ее перекрасил, у меня никаких угрызений совести нет. Ущерба я там нанес долларов на 50: я использовал шесть баллонов, по-моему, по 400 рублей каждый. Ее перекрасили дешевой краской, ее там уже дождем смыло, и вверху она уже не желтая, а зелено-синяя, мне присылали фотографии. Они даже это убого сделали – те, кто восхваляет режим и считает, что я что-то осквернил.
Постоянно втирают тему, что мы братские славянские народы, и при этом начинают войну. Двойные стандарты – вот здесь они и повылазили. Я мог повесить свастику, мог повесить флаг “Правого сектора” (является запрещенной в России организацией – прим. Би-би-си), но я вроде все сделал максимально по-доброму – флаг Украины. Мне очень многие знакомые россияне – и незнакомые – тоже писали, что им это понравилось. Хотя они русские, они любят Россию, но не эту власть, которая в принципе не справляется ни с чем, только сажает людей.
Би-би-си: Как покраска звезды сказалась на вашей известности?
М.: Один сосед со мной стал здороваться. Моя жизнь вообще не поменялась. Подписчиков у меня к тому моменту уже было больше, чем у нашего президента Порошенко. За день прибавилось ну тысяч сто. Стали приглашать на какие-то телешоу, интервью. У меня периодически такое происходит: я что-то сделаю и попадаю в газеты, начинают резко звонить все журналисты. Я просто меняю номер телефона, и проблема решена.
Би-би-си: Вы как-то зарабатываете на том, что вы делаете?
М.: У меня много предложений по сотрудничеству, но обычно они мне не подходят: опять-таки это либо политика, либо еще что-то. Я продаю иногда фотографии, видеоролики, в принципе мне этого хватает.
Би-би-си: Вы рассказывали, что продали видео с крыши LifeNews, а потом отдали вырученные деньги на нужды тех, кто воюет против вооруженных сторонников ДНР. Это было задумано как ирония?
М.: Да, на самом деле в этом был весь смысл. Где-то я увидел, что LifeNews хотят купить видео покраски звезды, цена, вроде бы, 20 тысяч рублей. Мы придумали такую штуку, что я могу продать им видео, а деньги сразу перечислить “Правому сектору” или еще кому-то. Тогда батальон “Донбасс” много чего делал, то есть было выбрано такое подразделение украинских военных, которое защищает свою страну. Деньги, насколько я понял, пошли семьям погибших.
Би-би-си: В зону АТО вы ездили, чтобы принимать участие в боевых действиях или в каком-то другом качестве?
М.: Поехал я туда, конечно же, с целью убить русского ребенка, застрелить беременную женщину, убить ветерана второй мировой войны – так, знаете, по-бандеровски. Ну ездил я туда с волонтерами несколько раз, а потом я уже сам по себе. В принципе, я хотел узнать, что вообще происходит. Я не идеализирую никакие силы. Некоторые думают, что Новороссия – это хорошо, “укропы” – это плохо, некоторые считают наоборот, а на войне есть четкое понимание, что это что-то посередине.
Пробыл я в октябре пять дней с волонтерами в донецком аэропорту. Сам ездил в Широкино: в первый раз на неделю, одна ротация была у меня, вторая была где-то две недели. Я старался всегда находиться на передовой. Я приезжал, у меня были особые условия, я мог попасть в самую ж**у, простите меня за прямоту. В зоне АТО можно, например, пять дней провести на передовых позициях, потом ротация – и месяц человек живет на базе. У меня базы вообще не было. Я приезжал, одевался, ехал сразу на передовую, потом домой.
Би-би-си: Вы участвовали в событиях на Майдане тоже. Я читала, что вы были на Институтской на передовой.
М.: Я был там, да. В основном, я на Майдане фотографировал и снимал и иногда участвовал в противостояниях. Пару раз сильно повезло, что меня очень сильно не побили, прилетали всякие шумовые гранаты, осколками ногу поцарапало – ерунда. А потом уже попал случайно, можно сказать, на Институтскую, когда уже все пошли в атаку, по людям начали стрелять, возле меня убили несколько человек.
Би-би-си: Сейчас, спустя полтора года, вы довольны теми людьми, которые оказались у власти?
М.: Все было ожидаемо, плюс-минус. СМИ пишут, что у людей наступило какое-то разочарование – да, новую власть все ругают. Но вот такой парадокс: у нас вроде не сажают за такое инакомыслие, вольнодумство, как в России, но власть ругают, а в России сажают, но власть все любят.
Би-би-си: Почему вам не нравится, когда вас называют руфером?
М.: Я просто не знаю определения слова руфер, всех гребут под одну гребенку. Есть фотографы, которые делают какие-то репортажи, и нас объединяет только то, что я иногда попадаю на крыши, иногда фотографирую. Когда я не фотографирую, считается ли это руфингом? Плюс, я – это не только крыши: меня интересуют часто краны, другие конструкции. Я интересовался каскадерами немного, снимался в клипе. Я люблю вообще всесторонний экстрим. Я называю это просто экстримом, потому что часто делались очень опасные вещи, а техника безопасности – ее там вообще нет. Война, в какой-то степени, это тоже экстрим.
Би-би-си: Что было самым безумным, что вы делали?
М.: В университет когда-то поступил. Одумался на третьем курсе где-то.
Би-би-си: Я вас все-таки про другое спрашивала.
М.: Я вам говорю, университет был самой безумной вещью, и когда я пошел на собеседование на какую-то работу. Это воистину безумно было. А так все нормально. У меня были моменты, когда я мог умереть, когда весело было, и тяжело, и сложно. Мне это нравится.
Би-би-си: У вас есть какие-то предположения о том, чем этот процесс закончится?
Александр Карпухин: Наш адвокат никаких прогнозов не дает по делу. Дело само по себе абсурдно. У меня в голове такой вариант крутится, что они хотят, может быть, сделать, как с теми, кто флаг Германии в Калининграде повесил (активисты установили флаг на местном здании ФСБ). Дать реальный срок и с учетом отсиженного выпустить. Но ведь это тоже неправильно, ведь наши же вообще ничего не делали. Может быть, административный штраф, но это?
Би-би-си: Вернемся в август прошлого года. Как вы узнали о произошедшем с вашим сыном?
А.К.: Я узнал по радио, в 16 часов, тогда как все произошло в шесть утра. Там как получилось: их полицейские задержали, а Гриша Мустанг еще не предоставил информацию, что это он все сделал. Естественно, полицейские хотели все повесить на них, все красиво написали. Может быть, ребята сейчас сидят, потому что на первоначальной стадии полицейские хотели все на них повесить, и с появлением Гриши Мустанга у них возникла проблема, что с ребятами делать. Отпустить нельзя, и вот это все тянется. Следователь первый (Дмитрий Минов – прим. Би-би-си) уволился до нового года, дело тогда уже разваливалось. С новым следователем сразу в деле появились новые интересные моменты, сразу же те руферы, которые были в СИЗО, они что-то стали вспоминать. Одного из них в итоге за наркотики осудили: видимо, предложили пойти по меньшему сроку (Кирилл Ишутин был осужден на год и 10 месяцев колонии общего режима – прим. Би-би-си). Он и Подрезов дали якобы показания, что им Мустанг как будто говорил, что должны прыгать парашютисты. Но что это за парашютисты? Никаких имен, ничего вообще. Все экспертизы отрицательные.
Би-би-си: У вас есть основания полагать, что ход дела решается в каких-то совсем высоких кругах?
А.К.: Да, мне кажется, показательно, что все это время продлевалась мера пресечения, все апелляции отклонились. Попади такое обвинение нормальному судье – это просто абсурд. Биллинги ничего не подтвердили. Дело как роман написано. Одни домыслы: в неустановленное время, в неустановленном месте. Фактов ноль. Вообще ничего. Есть только показания двоих руферов.
Они вообще должны были в другом месте прыгать, с теплоэлектростанции. Раньше они с нее тоже прыгали, их даже штрафовали административно. То ли там поставили камеры какие-то, то ли охрана сменилась, в общем, проникнуть туда было невозможно. Они там ночью хотели прыгнуть и быстренько подумали: поедем, прыгнем с этой высоточки. И прыгнули оттуда, причем прямо в лапы полиции, как получилось.
Би-би-си: Ваш сын уже год находится под домашним арестом. Как он это переживает?
А.К.: Это очень тяжело, особенно для него. Потому что он же спортсмен, постоянный был выброс адреналина, сами понимаете, что такое взаперти сидеть. Даже когда человек, не дай бог, попадает в СИЗО, он ощущает, что он за пределами свободы, грубо говоря в четырех стенах. А здесь он сидит дома, люди за окном ходят, жизнь идет, это морально очень сильно ощущается. Сын шьет вингсьюты (костюм-крыло из ткани – прим. Би-би-си)для друзей, а то вообще можно с ума сойти. Телевизор нельзя, интернет нельзя.
Би-би-си: Как вы относитесь к тому, что сделал Мустанг?
А.К.: Мне его акция не нравится, конечно. К руферам я отношусь прохладно: ну ты залез куда-то, сделал селфи. Он же действительно ведь нанес ущерб, то есть к его поступку я отношусь отрицательно – более того, я и к поступку своего сына отношусь отрицательно. Мне не нравится, когда прыгают с парашютом с высоких зданий. У него раньше травма была уже, причем очень серьезная, он в инвалидной коляске ездил.
Би-би-си: Как долго ваш сын уже занимается экстремальными видами спорта?
А.К.: Сыну 26 лет, он попрыгивает у нас уже лет с 15-ти. Все началось с парашютного спорта, бейсджампинг, кайтинг. Он по нарастающей пробует. Кажется, у него был один административный штраф, по-моему, с какого-то моста они прыгали. А так он нормальный человек. По-моему, до этого случая он не знал, как флаг Украины выглядит, кто там президент и что там происходит. Допускаю, что он не знал, где она находится даже.
Би-би-си: Вы бы хотели повлиять на сына, если бы была возможность, чтобы он не занимался опасными вещами?
А.К.: Это уже поздно, в 26 лет как можно повлиять на человека? Вся суть в том, что можно делать что-нибудь неопасное, и все равно попасть. Если бы они не прыгали, их также могли бы свинтить, что у нас, молодежь по ночам не гуляет? Они могли с таким же успехом там просто гулять и фотографироваться. Когда их задержали, они же сложили парашюты и просто прогуливались, фотографировались на набережной. Можно было и без этого их арестовать. И арестовать не их, а кого-то другого.
Би-би-си: Произошедшее с вашим сыном как-то сказалось на том, как вы оцениваете политическую ситуацию?
А.К.: У меня не было иллюзий по поводу того, что происходит в нашей стране. Мне это не нравилось, и сейчас не нравится. Естественно, когда это все происходит в твоей семье, это все обостряется. Я никому не советую попадать в такие истории. Сейчас в стране действительно возможно такое, когда можно невиновного человека так задержать.
Сегодня Всемирный день эволюции, Мeждунapoдный дeнь Библии, День моржа, Мeждунapoдный дeнь винa "Кapмeнep".
Россия хочет вернуть контроль над своим приграничьем до инаугурации Трампа.
Певица вспомнила, как начинался ее путь к успеху.
Мониторинговый проект «Беларускі Гаюн» опроверг сообщение украинского телеграм-канала о прилете в Беларусь российского МиГ- 31К.
Трагедия произошла 23 ноября около 15 часов на автодороге М6 «Минск — Гродно» в Лидском…
Сразу бежать или попытаться исправить неприятные моменты — выбор за вами.