Новость о смерти 24 апреля в Канаде легендарной партизанки сообщил сайт stmegi.com со ссылкой на The Washington Post.
Фая Шульман, урождённая Файгель Лазебник родилась 28 ноября 1919 года в ортодоксальной еврейской семье в польском городе Ленин (после заключения Рижского мира был центром гмины Лунинецкого повета, после 1939 года – включён в состав Пинской области, сейчас агрогородок в Житковичском районе – прим. МП).
В 1942 году Файгель в одночасье потеряла всю свою семью. Во время ликвидации еврейского гетто в родном городке Фаи нацисты убили 1.850 жителей, среди которых были родители девушки и четверо из шести братьев и сестёр.
Фая и ещё несколько человек выжили лишь потому, что обладали дефицитными в то время и «важными для скорейшей победы Рейха» профессиями – портного, сапожника, плотника, кузнеца, печатника. Ремесло фотографа, которому девушка обучилась до войны у старшего брата, стало её спасением.
После того, как её семью вместе с другими евреями местечка фашисты расстреляли в линии окопов и рвов за городской чертой, девушка тайком пробралась на место их гибели и сфотографировала полную трупов траншею, задокументировав злодеяние нацистов.
После этого Файгель сбежала в лес, и несмотря на то, что, по её словам, боялась оружия и крови, присоединилась к бригаде советских партизан.
«Это был единственный способ дать отпор фашистам и отомстить за свою семью», – позднее вспоминала она в документальном фильме PBS.
Фотоаппарат Photo-Porst Nurnberg, на который она снимала суровые и героические партизанские будни, похороны боевых товарищей, хирургические операции раненым, стал вторым ее оружием после винтовки и автомата. Она детально документировала суровые партизанские будни, вылазки против врага, хирургические операции в полевых условиях, на кустарном операционном столе в палатке и своих боевых товарищей, а также похороны некоторых из них.
Вместе с этим Фая была фельдшером в медсанчасти партизанской бригады, а по ночам занималась проявкой пленок и печатью фотоснимков.
Свое еврейское происхождение Фая тогда, по её словам, не торопилась афишировать из-за всепроникающего антисемитизма – в отряде, состоявшем в основном, из бывших пленных красноармейцев, кроме неё, было не так много евреев. Других женщин же не было вообще – её саму приняли лишь благодаря медицинским навыкам, приобретенным ею у зятя-врача – партизанам очень были нужны медики.
Стирая и повторно используя бинты, она лечила огнестрельные и другие раны, проводила операции с водкой в качестве обезболивающего, ухаживала за больными тифом и другими инфекционными заболеваниями.
Советские войска освободили её родные места в июле 1944 года.
«Никогда в жизни я не чувствовала себя так одиноко, так грустно; я никогда не испытывала такой тоски по родителям, семье и друзьям, которых я больше никогда не увижу», – рассказывала Фая.
В декабре того же года она вышла замуж за еврея-партизана Морриса Шульмана, какое-то время работала фотографом в Пинске, прежде чем вместе с мужем решили попытаться попасть в Палестину, которая тогда была под британским мандатом. Однако после лагеря для перемещённых лиц в Германии, где Фая родила дочь, что семья бывших партизан в 1948 году оказалась в спокойной Канаде, где они и прожили свой век до конца.
В послевоенные годы её снимки облетели многие печатные издания, а образ хрупкой девушки в спасавшей от морозов шубе с леопардовым принтом и с автоматом стал узнаваемым.
«После войны для выживших в Холокосте было важно доказать миру, что мы сражались, были частью партизанских отрядов», – говорит профессор изучения Холокоста в Университете Торонто Дорис Берген, – Фая Шульман стала воплощением пережившей Холокост, доказавшей миру, что еврейское Сопротивление существовало».
Моррис Шульман умер в 1992 году. Фая осталась с двумя взрослыми дочерями, которые подарили ей шестерых внуков и троих правнуков. В 1995 году она опубликовала свою книгу воспоминаний «Партизанские мемуары: женщина Холокоста», в которую вошли большинство её фотографий военных лет.
До конца жизни Фая Шульман хранила фотоаппарат военного времени и любила повторять, что «эта камера видела все».
«Я хочу, чтобы люди знали, что евреи сражались, а не шли на смерть, как скот на бойню», – сказала Фая Шульман спустя годы после войны, – и у меня есть тому доказательства».
