Почему одним кажется, что в современной России не хватает церквей, а другие протестуют против слишком назойливого, по их мнению, миссионерства Русской православной церкви?
Статистика и эксперты-религиоведы свидетельствуют, что ответ на этот вопрос связан не только – и даже не столько – с идеологическим противостоянием общественных групп с разными взглядами на религиозность.
В продолжающемся четвертую неделю конфликте вокруг парка “Торфянка” на северо-востоке Москвы, где в четверг прошел митинг противников строительства в парке храма, многие местные жители подчеркивали, что сами являются православными верующими и не хотят конфликтовать с РПЦ.
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал стороны конфликта в “Торфянке” к примирению. Активисты по обе стороны “баррикад” его не услышали, но сам призыв можно трактовать как готовность патриарха согласиться с будущим решением суда, назначенного на 31 июля.
В итоге, как и в большинстве других подобных конфликтов, государству приходится решать в “Торфянке” проблемы, которое оно само же и создало – своими волюнтаристскими решениями и преференциями одной конфессии в ущерб другим.
Число православных храмов в России уже приближается к 20 тысячам, а с учетом зарубежных приходов Русской православной церкви Московского патриархата давно перевалило за половину от количества храмов, насчитывавшихся до революции.
Эти цифры во многом противоречит сложившемуся стереотипу о том, что за время советской власти по Русской православной церкви был нанесен столь мощный удар, что ей не стоит и мечтать о восстановлении своего влияния на постсоветском пространстве.
По крайней мере в деле строительства и восстановления храмов РПЦ за последние 25 лет добилась ощутимого прогресса: к 1917 году в Российской империи было около 50 тысяч приходов, на закате Советского Союза в 1987 году насчитывалось всего 6500 действующих церквей, но уже в 2008 году патриарх Алексий II отчитался о том, что число приходов достигло 28 тысяч.
Однако статистика не подтверждает и другую точку зрения, которую часто высказывают противники массового строительства православных храмов в Москве и в других регионах: о том, что в последнее время это строительство резко активизировалось и стало чаще вызывать недовольство местных жителей.
Цифры говорят о том, что в 90-е годы церквей в России строили больше, чем сейчас, а в Москве – несмотря на принятую пять лет назад “Программу 200 храмов” – темпы возведения культовых сооружений вовсе не меняются уже последние 20 лет.
И это несмотря на особый статус РПЦ в стране, где церковь по конституции отделена от государства.
Религиовед Николай Митрохин, ассоциированный научный сотрудник центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете, предлагает оценивать масштабы строительства церквей в России в процентах от уже действующих приходов – и по его данным, темпы строительства не превышают 2-3%.
Это приблизительно 250-300 храмов ежегодно.
“Темпы снижаются по сравнению с 90-ми и даже 2000-ми годами, но все-таки строительство осуществляется. То есть в Москве каждый год строится 10-12 храмов, эти темпы достаточно стабильны на протяжении последних 25 лет”, – утверждает Николай Митрохин.
Тем не менее, ныне действующая московская “Программа 200 храмов” является по-своему уникальной не только для России, но и для стран бывшего Советского Союза.
РПЦ получает помощь от государства или городских властей по всей стране, но только в Москве принята совместная программа строительства храмов, по которой город взял на себя обязательства безвозмездно предоставить землю сразу для двухсот строительных площадок, а также бесплатно подвести к ним коммуникации.
Идея “храмов шаговой доступности” появилась еще при бывшем мэре Юрие Лужкове, официально программа начала действовать с 2011 года, а осенью 2012 года патриарх Кирилл осветил первую церковь, построенную в ее рамках – храм Иоанна Предтечи в Братееве.
Церковные власти никогда не скрывали, что надеются построить в Москве значительно большее числа храмов, однако взять на себя обязательства на 600 церквей (как просил патриарх Кирилл) московские власти в тот момент не решились.
Николай Митрохин называет принятие “Программы 200 храмов” личной инициативой ее нынешнего куратора, депутата Госдумы Владимира Ресина, который в то время работал заместителем Лужкова и отвечал за строительство.
По мнению эксперта, эта программа стала для Ресина способом сохранения влияния (а возможно, и свободы) в ситуации конфликта прежнего президента России Дмитрия Медведева с Лужковым, в результате которого прежний мэр был отправлен в отставку и его место занял Сергей Собянин.
“Медведев сильно осерчал на Лужкова и его группировку в московской власти. Второй де-факто человек в Москве после Лужкова – Ресин. Там была ситуация, что их вполне могли отдать под суд, начались расследования и прочее. Ресин решил, что есть вариант избежать наказания и сохранить свое влияние на московскую строительную индустрию. Поэтому он договорился с патриархом Кириллом и супругой Медведева Светланой о том, что начинается такая масштабная программа по православному возрождению”, – считает Митрохин.
Храмы строятся без государственного финансирования, исключительно на пожертвования, и программа, как признают представители РПЦ, может растянутья на долгие годы, если не десятилетия.
Несмотря на цифру “200” в названии программы, в реальности власти Москвы выделили пока около 150 участков для строительства и пообещали еще столько же, но на территории так называемой “Новой Москвы” – присоединенной к столице в 2012 году части Подмосковья.
И уже в двух десятках случаев строительство храмов на выделенных участках было отменено – из-за протеста местных жителей.
Местные жители зачастую настроены против любого нового строительства, будь то церковь или торговый центр, считает Александр Верховский, глава информационно-аналитического центра “Сова”, занимающегося мониторингом конфликтных ситуаций между церковью и обществом.
В этом мнения правозащитника и куратора “Программы 200 храмов” Владимира Ресина совпадают – оба призывают не сводить конфликты вокруг строительства церквей к идеологическому противостоянию.
“Практика трех лет показала, что конфликты, которые возникают вокруг строительства храмов, можно поделить на две части. Первый случай – когда жители недовольны выбором участка под строительство храма: например, он расположен близко к домам, или находится на территории, где люди привыкли гулять и отдыхать”, – признал Ресин в интервью “Коммерсанту” осенью 2014 года.
О втором типе протестов Ресин отзывается резко негативно – это “когда конфликт раздувается из ничего активистами, которые даже не являются жителями района”.
Однако Александр Верховский отмечает, что разделение конфликтов на идеологические и неидеологические весьма условно: недовольные местные жители все чаще и охотнее находят (и принимают) поддержку со стороны общественных и политических активистов и тем самым вольно или невольно идеологизируют конфликт.
“В 2012 году – на фоне дела Pussy Riot и церковной позиции по протестному движению – у противников строительства появляются более идейно мотивированные союзники, и все это приобретает уже не вполне локальный характер. Хотя до сих пор нет никакого единого движения против строительства церквей – это лишь совокупность разрозненных локальных событий. Но многими участниками они осмысливаются как часть некоего большого конфликта, который они описывают как “клерикализацию”, – объясняет Александр Верховский.
Руководитель центра “Сова” скептически относится к перспективам подобного протеста, отмечая, что “застройщик вообще сильнее, чем средний житель”.
“В случае с церковью у нее есть некий дополнительный ресурс, которым она, разумеется, пользуется. Административный – и символический все-таки. Потому что есть много людей, которые готовы – даже если они не собираются в эту церковь ходить – выступить в той или иной форме в поддержку строительства храма. Потому что это им кажется важным из каких-то отвлеченных соображений. За торговый центр таких добровольцев не наберется”, – отмечает Верховский.
С ним не согласен историк Николай Митрохин, считающий, что исход противоборства вокруг строительства храмов напрямую зависит от сплоченности и массовости протестующих.
“Есть критические, пороговые величины – если собирается 50-100 человек, то скорее всего это строительство будет заблокировано. Ресурса РПЦ не хватает, потому что у РПЦ на самом деле число “боевиков”, скажем так, – православных активистов, добровольных или даже нанятых – составляет порядка 50 человек на всю Москву. И когда наступает, что называется, клинч – одна группа против другой – православные, как правило, оказываются в меньшинстве”, – говорит Митрохин.
Он, впрочем, признает, что многое зависит и от местных властей, причем не городских, а на уровне префектур. Префект, считающий необходимым поддерживать РПЦ, может “продавить” любое строительство, в то время как занимающие нейтральную позицию чиновники будут склонны идти навстречу местным жителям, предполагает эксперт.
Ситуация в московском парке “Торфянка” может служить примером конфликта, который довольно сложно классифицировать и исход которого по-прежнему не ясен.
Многие активисты подчеркивают, что сами являются православными и считают неправильным считать их протест “идеологическим”.
“Жители протестуют против строительства в парке. К нам приезжали разные депутаты, экологи, юристы, теперь к нам подключаются еще некоторые политические силы и, наконец, у нас такими большими силами решили провести большой митинг”, – рассказал Русской службе Би-би-си один из противников строительства храма Артур Макаров.
Пока обе стороны противостояния – местные жители и так называемые “православные активисты”, часть которых причисляет себя к движению “Сорок сороков” – продолжают круглосуточно дежурить у выделенного под строительство церкви участка.
По словам Макарова, он и другие недовольные местные жители успели быстро заблокировать стройку, так что на площадку даже не успели завести строительную технику.
Но протестующие подчеркивают, что конфликт далек от разрешения – префект округа лишь приостановил строительство, а суд о законности выделения участка перенесен на 31 июля.
В активе противников строительства есть и решение Бабушкинской межрайонная прокуратура, признавшей нарушения в процедуре согласования участка под храм с местными жителями в 2012 году.
“Самое главное для защиты парка – это привлечение внимания средств массовой информации, – признает Артур Макаров. – Мы хотим еще раз напомнить о себе, сказать, что такая проблема действительно существует, она никуда не делась. Потому что некоторые СМИ представляют конфликт исчерпанным. Это на самом деле не так”.
В четверг на митинг противников строительство пришло около 500 человек, в паре десятков метров от них – в “лагере” защитников строительства – было около 100 человек, и еще пара десятков полицейских патрулировала “разделительную полосу”, чтобы не допустить столкновений конфликтующих сторон.
Похожая история – только без круглосуточного дежурства активистов – параллельно развивается в Санкт-Петербурге, где посреди парка “Малиновка” на проспекте Косыгина власти разрешили строить огромный собор святых Жен-Мироносиц высотой 67 метров.
Впрочем там местным жителям, несогласным со строительством, удалось получить поддержку губернатора, и ожидается, что Законодательное собрание Петербурга вскоре отменит собственное решение о переводе участка в зону деловой застройки – и законных оснований строить в парке “Малиновка” снова не будет. Собор, как сообщает портал “Фонтанка”, будут сооружать поблизости, в трех кварталах от парка.
Однако ситуацию в парке “Малиновка”, где город встал на сторону местных жителей, можно назвать скорее нетипичной для Петербурга, власти которого постепенно расширяют сотрудничество с РПЦ.
Церковные власти считают необходимым строительство в городе не менее 100 храмов – не намного меньше, чем планируется в Москве.
О планах, подобных московской программе, в Петербурге пока не объявлялось, но за последнее время в пользование РПЦ было безвозмездно передано сразу пять земельных участков.
По мнению Николая Митрохина, протесты против строительства храмов в России отнюдь не единичны, но лишь некоторые привлекают внимание СМИ.
“Из Питера, например, раз в два-три месяца видны сообщения, что там протестуют, в Москве то же самое – против “Программы 200 храмов” постоянные выступления. В российской провинции тоже достаточно много их. В Орле, например, блокировали строительство кафедрального собора на месте парка в центре города. Это распространенное достаточно явление – другой вопрос, что федеральные медиа этого практически не замечают”, – сетует историк Николай Митрохин.
Митрохин подчеркивает, что решения о строительстве новых зданий для религиозных организаций нигде не выдаются легко.
“В частности в той же Германии участки под строительство новых религиозных организаций выделяются вдоль железнодорожных путей или в промышленных зонах. Местное население как правило не любит ничего нового и ничего религиозного. Поэтому попытки провести на уровне округа референдум по вопросу “а давайте мы здесь откроем новый храм экзотичной новой религиозной конфессии” – практически всегда оканчиваются неудачей. А вот выкупить где-то в индустриальной зоне землю и построить там – это вполне реалистично”, – объясняет Митрохин.
В России, по его словам, такой подход пока невозможен, так как власти предпочитают сами определять, где кому строить и строить ли вообще.
“Можно сказать, что в Татарстане такой диспропорции нет, а в Москве она совершенно очевидна, – подтверждает Александр Верховский из правозащитного центра “Сова”. – И да, представители тех религиозных объединений, которые в зданиях нуждаются, но не могут их построить, чувствуют себя обиженными. Самый простой пример – это мусульмане, которым определенно недостаточно. В больших городах количество мусульман увеличивается, причем за счет людей, которые склонны чаще ходить в мечеть, чем традиционные городские жители. А мечеть не построишь. В Москве это совсем беда. Конечно, это дурно выглядит”.
При этом Александр Верховский уверен, что московские власти были бы только рады строительству новых мечетей – но не могут преодалеть всё тот же протест местных жителей, на этот раз направленный против мусульман.
Николай Митрохин обращает внимание на то, что и у протестантов в Москве проблема с помещениями для богослужений стоит не менее остро, чем у мусульман.
“Например, у нас в Москве протестантов численно не меньше, чем православных. Тех, кто реально ходит в церкви. Но протестантам строиться не дают. То же самое с мусульманами – острейшая проблема. В Москве нужно не меньше сотни мечетей, а их реально пять”, – отмечает эксперт.
По его словам, протестантские общины по всей России вообще очень многочисленны.
“Я уверен, когда в России все-таки наступит демократия, общественное мнение обнаружит, что в стране много крупных неправославных общин и у всех них тоже есть свои интересы. Если мы возьмем типичный российский город, то неизвестно ещё, кого больше – приходящих на богослужение по воскресеньям в православные или протестантские храмы. Скорее будет больше протестантов, чем православных. Это по всей России. Причем за Уралом это в гораздо большей степени, чем до Урала”, – отмечает Митрохин.
Хотя православная церковь в России почти наполовину восстановила число разрушенных в СССР приходов, эксперты уверены в том, что вернуться к прежнему уровню религиозности в обществе невозможно.
И это никак не связано с количеством храмов.
“Дело даже не в религиозности как таковой, которая, понятно, гораздо меньше, чем была в предреволюционной России, – уточняет Верховский. – А в том, что характеристики этой религиозности изменились. Грубо говоря, средний дореволюционный православный гораздо чаще ходил в церковь в принципе. Он от этого не лучше православный и не хуже. И это не только про Россию, это про весь современный мир: люди меньше ходят в церковь, а также в синагогу, в мечеть и прочие места. Они предпочитают проявлять свою религиозность иначе”.
Николай Митрохин согласен с такой точкой зрения.
“В большинстве стран вопрос [о строительстве новых храмов] не стоит, потому что уровень религиозности падает и недостаточно верующих для того, чтобы обслуживать и существующие храмы, то есть наполнять, финансировать и поддерживать их существование. Кстати, в России та же проблема наблюдается на уровне провинции, потому что храмы, открытые в селах и деревнях в 90-е и начале 2000-х годов, сейчас проще закрыть, чем поддерживать их существование – из-за сокращения сельского населения. Такие примеры в России уже есть – когда закрывали православные церкви”, – уверен Митрохин.
В России новой и дореволюционной принцип строительства новых храмов, на первый взгляд, один и тот же: государство оказывает помощь и обеспечивает преференциями, но в основном это делается на пожертвования.
Однако пропорции помощи и пожертвований тогда и сейчас существенно разнятся.
По мнению экспертов, в дореволюционной России был значительный запрос “снизу”.
“А сейчас этот запрос снизу не то чтобы отсутствует, он, конечно, присутствует, но платежеспособный запрос снизу как-то не очень себя проявляет. И это тоже вряд ли скоро изменится”, – полагает Александр Верховский.
В то же время помощь государства увеличилась в разы – если иметь в виду рыночную стоимость предоставляемых РПЦ бесплатно земельных участков. Без этой поддержки, уверены Верховский и Митрохин, никакая “Программа 200 храмов” в Москве была бы просто невозможна.
Сегодня Всемирный день эволюции, Мeждунapoдный дeнь Библии, День моржа, Мeждунapoдный дeнь винa "Кapмeнep".
Россия хочет вернуть контроль над своим приграничьем до инаугурации Трампа.
Певица вспомнила, как начинался ее путь к успеху.
Мониторинговый проект «Беларускі Гаюн» опроверг сообщение украинского телеграм-канала о прилете в Беларусь российского МиГ- 31К.
Трагедия произошла 23 ноября около 15 часов на автодороге М6 «Минск — Гродно» в Лидском…
Сразу бежать или попытаться исправить неприятные моменты — выбор за вами.