Статистика и эксперты-религиоведы свидетельствуют, что ответ на этот вопрос связан не только – и даже не столько – с идеологическим противостоянием общественных групп с разными взглядами на религиозность.
В продолжающемся четвертую неделю конфликте вокруг парка “Торфянка” на северо-востоке Москвы, где в четверг прошел митинг противников строительства в парке храма, многие местные жители подчеркивали, что сами являются православными верующими и не хотят конфликтовать с РПЦ.
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал стороны конфликта в “Торфянке” к примирению. Активисты по обе стороны “баррикад” его не услышали, но сам призыв можно трактовать как готовность патриарха согласиться с будущим решением суда, назначенного на 31 июля.
В итоге, как и в большинстве других подобных конфликтов, государству приходится решать в “Торфянке” проблемы, которое оно само же и создало – своими волюнтаристскими решениями и преференциями одной конфессии в ущерб другим.
Мифы о храмах
Число православных храмов в России уже приближается к 20 тысячам, а с учетом зарубежных приходов Русской православной церкви Московского патриархата давно перевалило за половину от количества храмов, насчитывавшихся до революции.
Эти цифры во многом противоречит сложившемуся стереотипу о том, что за время советской власти по Русской православной церкви был нанесен столь мощный удар, что ей не стоит и мечтать о восстановлении своего влияния на постсоветском пространстве.
По крайней мере в деле строительства и восстановления храмов РПЦ за последние 25 лет добилась ощутимого прогресса: к 1917 году в Российской империи было около 50 тысяч приходов, на закате Советского Союза в 1987 году насчитывалось всего 6500 действующих церквей, но уже в 2008 году патриарх Алексий II отчитался о том, что число приходов достигло 28 тысяч.
Однако статистика не подтверждает и другую точку зрения, которую часто высказывают противники массового строительства православных храмов в Москве и в других регионах: о том, что в последнее время это строительство резко активизировалось и стало чаще вызывать недовольство местных жителей.
Цифры говорят о том, что в 90-е годы церквей в России строили больше, чем сейчас, а в Москве – несмотря на принятую пять лет назад “Программу 200 храмов” – темпы возведения культовых сооружений вовсе не меняются уже последние 20 лет.
И это несмотря на особый статус РПЦ в стране, где церковь по конституции отделена от государства.
Московская аномалия
Религиовед Николай Митрохин, ассоциированный научный сотрудник центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете, предлагает оценивать масштабы строительства церквей в России в процентах от уже действующих приходов – и по его данным, темпы строительства не превышают 2-3%.
Это приблизительно 250-300 храмов ежегодно.
“Темпы снижаются по сравнению с 90-ми и даже 2000-ми годами, но все-таки строительство осуществляется. То есть в Москве каждый год строится 10-12 храмов, эти темпы достаточно стабильны на протяжении последних 25 лет”, – утверждает Николай Митрохин.
Тем не менее, ныне действующая московская “Программа 200 храмов” является по-своему уникальной не только для России, но и для стран бывшего Советского Союза.
РПЦ получает помощь от государства или городских властей по всей стране, но только в Москве принята совместная программа строительства храмов, по которой город взял на себя обязательства безвозмездно предоставить землю сразу для двухсот строительных площадок, а также бесплатно подвести к ним коммуникации.
Идея “храмов шаговой доступности” появилась еще при бывшем мэре Юрие Лужкове, официально программа начала действовать с 2011 года, а осенью 2012 года патриарх Кирилл осветил первую церковь, построенную в ее рамках – храм Иоанна Предтечи в Братееве.
Церковные власти никогда не скрывали, что надеются построить в Москве значительно большее числа храмов, однако взять на себя обязательства на 600 церквей (как просил патриарх Кирилл) московские власти в тот момент не решились.
Николай Митрохин называет принятие “Программы 200 храмов” личной инициативой ее нынешнего куратора, депутата Госдумы Владимира Ресина, который в то время работал заместителем Лужкова и отвечал за строительство.
По мнению эксперта, эта программа стала для Ресина способом сохранения влияния (а возможно, и свободы) в ситуации конфликта прежнего президента России Дмитрия Медведева с Лужковым, в результате которого прежний мэр был отправлен в отставку и его место занял Сергей Собянин.
“Медведев сильно осерчал на Лужкова и его группировку в московской власти. Второй де-факто человек в Москве после Лужкова – Ресин. Там была ситуация, что их вполне могли отдать под суд, начались расследования и прочее. Ресин решил, что есть вариант избежать наказания и сохранить свое влияние на московскую строительную индустрию. Поэтому он договорился с патриархом Кириллом и супругой Медведева Светланой о том, что начинается такая масштабная программа по православному возрождению”, – считает Митрохин.
Храмы строятся без государственного финансирования, исключительно на пожертвования, и программа, как признают представители РПЦ, может растянутья на долгие годы, если не десятилетия.
Несмотря на цифру “200” в названии программы, в реальности власти Москвы выделили пока около 150 участков для строительства и пообещали еще столько же, но на территории так называемой “Новой Москвы” – присоединенной к столице в 2012 году части Подмосковья.
И уже в двух десятках случаев строительство храмов на выделенных участках было отменено – из-за протеста местных жителей.
“Застройщик сильнее”
Местные жители зачастую настроены против любого нового строительства, будь то церковь или торговый центр, считает Александр Верховский, глава информационно-аналитического центра “Сова”, занимающегося мониторингом конфликтных ситуаций между церковью и обществом.
В этом мнения правозащитника и куратора “Программы 200 храмов” Владимира Ресина совпадают – оба призывают не сводить конфликты вокруг строительства церквей к идеологическому противостоянию.
“Практика трех лет показала, что конфликты, которые возникают вокруг строительства храмов, можно поделить на две части. Первый случай – когда жители недовольны выбором участка под строительство храма: например, он расположен близко к домам, или находится на территории, где люди привыкли гулять и отдыхать”, – признал Ресин в интервью “Коммерсанту” осенью 2014 года.
О втором типе протестов Ресин отзывается резко негативно – это “когда конфликт раздувается из ничего активистами, которые даже не являются жителями района”.
Однако Александр Верховский отмечает, что разделение конфликтов на идеологические и неидеологические весьма условно: недовольные местные жители все чаще и охотнее находят (и принимают) поддержку со стороны общественных и политических активистов и тем самым вольно или невольно идеологизируют конфликт.
“В 2012 году – на фоне дела Pussy Riot и церковной позиции по протестному движению – у противников строительства появляются более идейно мотивированные союзники, и все это приобретает уже не вполне локальный характер. Хотя до сих пор нет никакого единого движения против строительства церквей – это лишь совокупность разрозненных локальных событий. Но многими участниками они осмысливаются как часть некоего большого конфликта, который они описывают как “клерикализацию”, – объясняет Александр Верховский.
Руководитель центра “Сова” скептически относится к перспективам подобного протеста, отмечая, что “застройщик вообще сильнее, чем средний житель”.
“В случае с церковью у нее есть некий дополнительный ресурс, которым она, разумеется, пользуется. Административный – и символический все-таки. Потому что есть много людей, которые готовы – даже если они не собираются в эту церковь ходить – выступить в той или иной форме в поддержку строительства храма. Потому что это им кажется важным из каких-то отвлеченных соображений. За торговый центр таких добровольцев не наберется”, – отмечает Верховский.
С ним не согласен историк Николай Митрохин, считающий, что исход противоборства вокруг строительства храмов напрямую зависит от сплоченности и массовости протестующих.
“Есть критические, пороговые величины – если собирается 50-100 человек, то скорее всего это строительство будет заблокировано. Ресурса РПЦ не хватает, потому что у РПЦ на самом деле число “боевиков”, скажем так, – православных активистов, добровольных или даже нанятых – составляет порядка 50 человек на всю Москву. И когда наступает, что называется, клинч – одна группа против другой – православные, как правило, оказываются в меньшинстве”, – говорит Митрохин.
Он, впрочем, признает, что многое зависит и от местных властей, причем не городских, а на уровне префектур. Префект, считающий необходимым поддерживать РПЦ, может “продавить” любое строительство, в то время как занимающие нейтральную позицию чиновники будут склонны идти навстречу местным жителям, предполагает эксперт.
Торфянка и Малиновка
Ситуация в московском парке “Торфянка” может служить примером конфликта, который довольно сложно классифицировать и исход которого по-прежнему не ясен.
Многие активисты подчеркивают, что сами являются православными и считают неправильным считать их протест “идеологическим”.
“Жители протестуют против строительства в парке. К нам приезжали разные депутаты, экологи, юристы, теперь к нам подключаются еще некоторые политические силы и, наконец, у нас такими большими силами решили провести большой митинг”, – рассказал Русской службе Би-би-си один из противников строительства храма Артур Макаров.
Пока обе стороны противостояния – местные жители и так называемые “православные активисты”, часть которых причисляет себя к движению “Сорок сороков” – продолжают круглосуточно дежурить у выделенного под строительство церкви участка.
По словам Макарова, он и другие недовольные местные жители успели быстро заблокировать стройку, так что на площадку даже не успели завести строительную технику.
Но протестующие подчеркивают, что конфликт далек от разрешения – префект округа лишь приостановил строительство, а суд о законности выделения участка перенесен на 31 июля.
В активе противников строительства есть и решение Бабушкинской межрайонная прокуратура, признавшей нарушения в процедуре согласования участка под храм с местными жителями в 2012 году.
“Самое главное для защиты парка – это привлечение внимания средств массовой информации, – признает Артур Макаров. – Мы хотим еще раз напомнить о себе, сказать, что такая проблема действительно существует, она никуда не делась. Потому что некоторые СМИ представляют конфликт исчерпанным. Это на самом деле не так”.
В четверг на митинг противников строительство пришло около 500 человек, в паре десятков метров от них – в “лагере” защитников строительства – было около 100 человек, и еще пара десятков полицейских патрулировала “разделительную полосу”, чтобы не допустить столкновений конфликтующих сторон.
Похожая история – только без круглосуточного дежурства активистов – параллельно развивается в Санкт-Петербурге, где посреди парка “Малиновка” на проспекте Косыгина власти разрешили строить огромный собор святых Жен-Мироносиц высотой 67 метров.
Впрочем там местным жителям, несогласным со строительством, удалось получить поддержку губернатора, и ожидается, что Законодательное собрание Петербурга вскоре отменит собственное решение о переводе участка в зону деловой застройки – и законных оснований строить в парке “Малиновка” снова не будет. Собор, как сообщает портал “Фонтанка”, будут сооружать поблизости, в трех кварталах от парка.
Однако ситуацию в парке “Малиновка”, где город встал на сторону местных жителей, можно назвать скорее нетипичной для Петербурга, власти которого постепенно расширяют сотрудничество с РПЦ.
Церковные власти считают необходимым строительство в городе не менее 100 храмов – не намного меньше, чем планируется в Москве.
О планах, подобных московской программе, в Петербурге пока не объявлялось, но за последнее время в пользование РПЦ было безвозмездно передано сразу пять земельных участков.
По мнению Николая Митрохина, протесты против строительства храмов в России отнюдь не единичны, но лишь некоторые привлекают внимание СМИ.
“Из Питера, например, раз в два-три месяца видны сообщения, что там протестуют, в Москве то же самое – против “Программы 200 храмов” постоянные выступления. В российской провинции тоже достаточно много их. В Орле, например, блокировали строительство кафедрального собора на месте парка в центре города. Это распространенное достаточно явление – другой вопрос, что федеральные медиа этого практически не замечают”, – сетует историк Николай Митрохин.
“Это дурно выглядит”
Митрохин подчеркивает, что решения о строительстве новых зданий для религиозных организаций нигде не выдаются легко.
“В частности в той же Германии участки под строительство новых религиозных организаций выделяются вдоль железнодорожных путей или в промышленных зонах. Местное население как правило не любит ничего нового и ничего религиозного. Поэтому попытки провести на уровне округа референдум по вопросу “а давайте мы здесь откроем новый храм экзотичной новой религиозной конфессии” – практически всегда оканчиваются неудачей. А вот выкупить где-то в индустриальной зоне землю и построить там – это вполне реалистично”, – объясняет Митрохин.
В России, по его словам, такой подход пока невозможен, так как власти предпочитают сами определять, где кому строить и строить ли вообще.
“Можно сказать, что в Татарстане такой диспропорции нет, а в Москве она совершенно очевидна, – подтверждает Александр Верховский из правозащитного центра “Сова”. – И да, представители тех религиозных объединений, которые в зданиях нуждаются, но не могут их построить, чувствуют себя обиженными. Самый простой пример – это мусульмане, которым определенно недостаточно. В больших городах количество мусульман увеличивается, причем за счет людей, которые склонны чаще ходить в мечеть, чем традиционные городские жители. А мечеть не построишь. В Москве это совсем беда. Конечно, это дурно выглядит”.
При этом Александр Верховский уверен, что московские власти были бы только рады строительству новых мечетей – но не могут преодалеть всё тот же протест местных жителей, на этот раз направленный против мусульман.
Николай Митрохин обращает внимание на то, что и у протестантов в Москве проблема с помещениями для богослужений стоит не менее остро, чем у мусульман.
“Например, у нас в Москве протестантов численно не меньше, чем православных. Тех, кто реально ходит в церкви. Но протестантам строиться не дают. То же самое с мусульманами – острейшая проблема. В Москве нужно не меньше сотни мечетей, а их реально пять”, – отмечает эксперт.
По его словам, протестантские общины по всей России вообще очень многочисленны.
“Я уверен, когда в России все-таки наступит демократия, общественное мнение обнаружит, что в стране много крупных неправославных общин и у всех них тоже есть свои интересы. Если мы возьмем типичный российский город, то неизвестно ещё, кого больше – приходящих на богослужение по воскресеньям в православные или протестантские храмы. Скорее будет больше протестантов, чем православных. Это по всей России. Причем за Уралом это в гораздо большей степени, чем до Урала”, – отмечает Митрохин.
Без запроса снизу
Хотя православная церковь в России почти наполовину восстановила число разрушенных в СССР приходов, эксперты уверены в том, что вернуться к прежнему уровню религиозности в обществе невозможно.
И это никак не связано с количеством храмов.
“Дело даже не в религиозности как таковой, которая, понятно, гораздо меньше, чем была в предреволюционной России, – уточняет Верховский. – А в том, что характеристики этой религиозности изменились. Грубо говоря, средний дореволюционный православный гораздо чаще ходил в церковь в принципе. Он от этого не лучше православный и не хуже. И это не только про Россию, это про весь современный мир: люди меньше ходят в церковь, а также в синагогу, в мечеть и прочие места. Они предпочитают проявлять свою религиозность иначе”.
Николай Митрохин согласен с такой точкой зрения.
“В большинстве стран вопрос [о строительстве новых храмов] не стоит, потому что уровень религиозности падает и недостаточно верующих для того, чтобы обслуживать и существующие храмы, то есть наполнять, финансировать и поддерживать их существование. Кстати, в России та же проблема наблюдается на уровне провинции, потому что храмы, открытые в селах и деревнях в 90-е и начале 2000-х годов, сейчас проще закрыть, чем поддерживать их существование – из-за сокращения сельского населения. Такие примеры в России уже есть – когда закрывали православные церкви”, – уверен Митрохин.
В России новой и дореволюционной принцип строительства новых храмов, на первый взгляд, один и тот же: государство оказывает помощь и обеспечивает преференциями, но в основном это делается на пожертвования.
Однако пропорции помощи и пожертвований тогда и сейчас существенно разнятся.
По мнению экспертов, в дореволюционной России был значительный запрос “снизу”.
“А сейчас этот запрос снизу не то чтобы отсутствует, он, конечно, присутствует, но платежеспособный запрос снизу как-то не очень себя проявляет. И это тоже вряд ли скоро изменится”, – полагает Александр Верховский.
В то же время помощь государства увеличилась в разы – если иметь в виду рыночную стоимость предоставляемых РПЦ бесплатно земельных участков. Без этой поддержки, уверены Верховский и Митрохин, никакая “Программа 200 храмов” в Москве была бы просто невозможна.
