Зимой прошлого года бои за донецкий аэропорт стали одним из самых кровопролитных эпизодов конфликта на востоке Украины. Под конец кампании солдатам украинской армии пришлось воевать в практически насквозь простреливаемом здании.
Одним из защитников аэропорта был Руслан Боровик, бывший солдат 81-й бригады украинской армии. В периоды относительных затиший Руслан фотографировал однополчан, некоторых из них сейчас уже нет в живых.
После возвращения домой он издал фотоальбом под названием “ДАП” (Донецкий аэропорт), средства от продажи которого идут на нужды солдат украинской армии, получивших ранения.
Корреспондент Украинской службы Би-би-си Вячеслав Шрамович поговорил с Русланом о последних днях обороны донецкого аэропорта и о том, в каких условиях приходилось делать эти снимки.
Би-би-си: Почему вы решили пойти служить?
Руслан Боровик: Очень тяжело было смотреть на то, как забирают Крым, как развиваются события в Донбассе. Мне с самого начала казалось, что этим все не ограничится. Я чувствовал, что пришло время что-то делать. Тем более, что у меня есть определенный опыт: я дважды был в Ираке, где тоже участвовал в боевых действиях. Правда, там все было по-другому, но опыт у меня все равно был.
Поначалу в военкомате мне отказывали, говорили, что мы, мол, набора в армию сейчас не ведем. А в августе вдруг сказали, что набор будет. Так я и попал в десантную бригаду.
Би-би-си: А когда вы попали в зону боевых действий?
Р.Б.: Да уже в ноябре, и сразу – в Пески. [Поселок в Донецкой области, возле которого шли сильные бои]. А уже оттуда мы попали в новый терминал донецкого аэропорта.
Мы в него зашли ранним утром 30 ноября. Пробились, попали под обстрел. В нас стреляли противотанковыми управляемыми ракетами. К счастью, нам удалось на скорости проскочить на БТР к единственному месту в терминале, где можно было высадиться.
Часа два было тихо, а потом начался бой: заработала тяжелая артиллерия, “Грады”, танки.
Потом стали помогать нашим выходить из старого терминала. Его и держали всего человек 30. К вечеру у них боекомплект сдетонировал, и поступила команда уходить. Они были морально и физически истощены. Из них уцелели только человек пять-шесть. Остальные – или “двухсотые” [убиты], или еще человек 20 “трехсотых” [ранены]. Мы организовывали их эвакуацию.
Приходилось это делать на открытой местности, прямо под огнем. Тогда среди них было много “кадыровцев”. Они же и захватили старый терминал.
А утром снова начали по нам бить танками, минометами, “Акациями” [152–мм самоходная гаубица 2С3]. Их пехота тоже пыталась нас штурмовать.
Они нас прослушивали и все знали. Нас встретили плотным огнем с трех сторон. Пришлось отступать.
На третий день в нашей роте пошли первые потери: прямо в нескольких метрах от меня от пули снайпера погиб наш первый боец.
Тогда штурмы шли один за другим. Нам позже сказали, что там были регулярные российские войска. [Россия всегда официально отрицала участие своих военнослужащих в конфликте на востоке Украины, но признавала присутствие “добровольцев”]. Да оно и видно было: тактика боя была другая, да и шли они в другой форме, и была она у них одинаковая. Нашивок я, правда, не видел, так что не скажу, из какого подразделения были эти люди.
Би-би-си: И сколько же времени вы пробыли в аэропорту?
Р.Б.: Нас сменили 6 декабря, и мы из терминала ушли. Потом объявили перемирие, после которого были те позорные ротации через блокпосты сепаратистов. [Во время перемирия было достигнуто соглашение, что солдаты украинской армии могут менять контингент на территории аэропорта через блокпосты сторонников ДНР] Они осматривали, вводили ограничения на то, какие вооружения мы можем проносить. Тогда же, насколько мне известно, и “потерялись” несколько раций. Об этом никто вовремя не доложил, и волны не изменили.
В результате из-за этого перемирия мы свою технику отвели, а противник, тем временем, наращивал и технику, и живую силу. Потом танками они сначала уничтожили диспетчерскую вышку, а потом взялись за новый терминал.
Нас с другими подразделениями подняли на помощь тем, кто оказался в окружении. Надо было пробиться и вывезти оттуда раненых. Ну а тем, кто уцелел, надо было и дальше держать оборону.
Часть наших стала пробиваться к терминалу, а нам поставили задачу под прикрытием танков захватить на территории аэропорта монастырь и церковь, где были позиции их снайперов. Задача была взять их штурмом и продержаться там до утра, чтобы тем самым отвлечь от терминала основные силы противника. Тогда там за ночь человек по пять умирало от переохлаждения и потери крови.
Но они-то нас прослушивали, и все о наших планах знали. Встретили нас сильным огнем с трех сторон. Пришлось отступить, техника тоже отошла. Нас в поле осталось всего шесть человек, и мы как-то отстреливались. Но когда по нам начали минометы стрелять, тут мы отошли. А уже в самом конце они нам пустили “вдогонку” пулеметную очередь. Мне пуля попала в левое бедро, прошла полноги и у колена остановилась. Калибр 7,62. Пулю потом вытащили, она у меня на память осталась.
Тогда же получил и контузию средней степени. Правда, я тогда еще не понимал, что со мной происходит, но в ушах все звенело. До сих пор шумит. Слух на левое ухо так и не восстановился, а вот правое удалось подлечить.
Поэтому второй раз в терминал я уже не попал, но часть моих ребят туда пробилась. Но нас было мало. И к тому же сепаратисты уже заняли верхние этажи и автостоянку внизу. Вся наша группа, нас оставалось человек 80, сосредоточилась на одном посту. Там уже было очень много раненых, и все это – в окружении.
Связи тоже не было, они ее глушили. Сначала ребята ждали помощи, а потом поняли, что ее не будет. Начали выходить сами малыми группами. Из моего отделения снайпер выходил утром в тумане с простреленной ногой, да еще одного раненого тащил с собой. Игорь Брановицкий [защитник донецкого аэропорта, солдат украинской армии, которого, по свидетельствам очевидцев, в плену застрелил Арсений Павлов, он же “Моторола”] проводил его немного и вернулся обратно в аэропорт. Там он помогал раненым, пока сам не попал в плен.
Часть раненых вынесли, но всех забрать не могли, ведь нужен был транспорт. Транспорт пытался пробиваться, но, скажем, из четырех МТЛБ [военный бронетранспортер], которые шли на помощь, до терминала дошел лишь один, остальные по дороге уничтожили. Причем один из них сепаратисты расстреляли с верхних этажей из гранатомётов прямо возле того места, где мы высаживались. В нем заживо сгорели пять человек.
Би-би-си: А донецкий аэропорт, в принципе, можно было удержать?
Р.Б.: Можно, если бы с самого начала приложили бы больше усилий. Понимаете, многие ехали туда, чтобы просто продержаться, отбыть срок до ротации.
И вообще – новый терминал, совершенно непригодное для обороны здание. В нем много легких материалов, таких как гипсокартон, или, например, стекло. В старом терминале были мощные бетонные стены, а новый весь простреливался. Бетонными там были только опоры и металлоконструкции.
Баррикады по периметру вообще приходилось делать из мусора и всего, что можно было найти: в ход шли любые материалы, стулья, даже сухие пайки в коробках и один большой пылесос. А нужны были мешки с песком, которые можно было бы туда занести во время затишья. А так после взрывов там все снесло.
И, кстати, если бы в старом терминале наших ребят вовремя заменили, то, думаю, он бы до сих пор был бы наш. А если бы старый был наш, то и новый тоже.
Да еще нужно было больше людей для обороны. На старый и новый терминалы заступало всего по 70-80 человек. На два больших здания – это совсем немного.
Би-би-си: Как вообще была организована оборона?
Р.Б.: Наверное, разведка должна была бы более эффективно работать, чтобы быстрее реагировать на ситуацию. Ведь во время перемирия мы стреляли по танкам только из стрелкового оружия, а надо было в это время активно подтягивать свою технику.
Ситуация так быстро менялась, что мы наши планы просто не успевали реализовывать, а команды поступали слишком поздно. Надо было действовать на опережение, а не ждать, что что-то случится и только после этого реагировать.
В результате все эти операции вылились для нас большими потерями. Наш батальон за пять дней фактически перестал существовать. Тем более, что и комбат попал в плен [Речь идет об Олеге Кузьминых, командире 90-го отдельного батальона 81-й бригады, попавшем в плен 20 января, когда вместе со своими бойцами шел на помощь защитникам терминала. Позже сторонники ДНР показывали его в своих видеосюжетах. 22 мая его освободили из плена].
Уже потом заместитель комбата и другие офицеры смогли всех как-то собрать, отойти на другие позиции и организовать оборону до тех пор, пока не пришла замена. И не пустить сепаратистов дальше.
Би-би-си: Но нужно ли было удерживать новый терминал ценой таких жертв? Люди буквально умирали от холода, а для обработки ран растапливали лед. Ведь потом стали говорить, что аэропорт не имел такого уж большого стратегического значения?
Р.Б.: Действительно, рассказывали ребята, что и снег собирали, и лед долбили. А летом и осенью сливали ржавую воду из радиаторов подбитой техники и пытались ее как-то фильтровать, чтобы пить можно было, потому что не всегда удавалось подвезти…
Но я не стратег, я не знаю. Одно могу сказать: пока мы были там, мы контролировали часть Киевского района Донецка.
Возможно это и так, никто просто не думал, что все обернется такими жертвами.
Би-би-си: Как же у вас в этих условиях появились мысли делать фотографии?
Р.Б.: Да не было у меня никаких планов поначалу ни фотографировать, ни книгу потом издавать. Мой жанр – это скорее пейзажи, макросъемка. Фоторепортажи я начал снимать на Майдане.
Когда пошел служить, то решил взять с собой “зеркалку”. Хотелось, чтобы не только в памяти остались эти события, ведь подробности забываются, но и чтобы детям можно было показать. Чтобы для истории осталось…
Би-би-си: Какой снимок для вас стал самым значимым?
Р.Б.: Наверное, фотографии тех людей, которых уже нет. Ребят, с которыми я воевал, которых я снял, когда они были живы-здоровы, но после тех январских событий, многих живыми уже не увидел. На всех похоронах, где я был, их хоронили в закрытых гробах. И даже наш пес Тайсон, немецкая овчарка, и его застрелили, нет его уже.
Би-би-си: Как вообще удавалось снимать в такой обстановке?
Р.Б.: Разные моменты были. Снимал как-то из-за танка – “64-ки”, в котором наш экипаж погиб. Тогда сапер должен был поставить растяжку, потому что к этому танку иногда пробирались сепаратисты и оттуда могли обстреливать наш пост. Под прикрытием пулеметчика мы вышли на открытую местность, подошли к танку. И пока сапер раскручивал провода, я достал фотоаппарат, сделал несколько кадров. Только дошли, а тут они начали огонь. Я начал прикрывать сапера, а тут и с нашего поста пулеметчик заработал. А ведь несколько секунд разницы, и сапер наш мог бы и не вернуться.
Есть еще снимок разбитой [диспетчерской] башни на фоне обгоревшего танка. У меня объектив не настолько силен, чтобы издалека снимать. Поэтому приходилось немного высовываться, а с той стороны постоянно били снайперы. Я всегда пытался уловить момент: они, как правило, открывали шквальный огонь, а потом останавливались, чтобы боекомплект пополнить. Вот тогда я и высовывался, делал один кадр, и сразу падал на пол. Еще раз в это отверстие вылезать уже было опасно: если снайпер сразу по тебе не выстрелил, то мог потом долго держать это место на прицеле.
Би-би-си: Получается, что очень опасные кадры у вас выходили?
Р.Б.: Когда объектив выдвигается, особенно на закате, он очень бликует, и тебя сразу замечают. Поэтому все быстро приходилось делать и тут же менять позицию.
Впрочем, были моменты и непосредственно во время боя. Есть кадр эвакуации раненых. Подъехал БТР. Я занял переднюю позицию, отстрелялся, и на мое место пришел другой стрелок. Я перезарядился и смотрю – ребята с носилками ждут. Я хотел несколько кадров сделать, но снял только один: старший офицер из 79-й бригады как увидел, начал меня пинками гонять. “Давай, – говорит, – разгружай БТР”. Поэтому высадку-посадку снять уже не получилось.
Как-то мне наши же ребята камеру чуть не разбили. Но я говорил: “Я же свои задачи выполняю? Выполняю. А снимаю, только тогда, когда есть такая возможность”. Потом стало проще: ребята привыкли, поняли, что война закончится, а память останется.
Хотя я гранатометчик, и мне не очень-то удобно было и с камерой, и с автоматом, и с гранатометом и с запасом выстрелов. Однако фотоаппарат все равно везде с собой таскал. Единственное, думал, если ранят и не смогу отойти, то флешку в снег выброшу. Но, слава богу, сохранилось почти все.
Би-би-си: А фотоаппарат те события пережил?
Р.Б.: Он ветеран уже. Пострадал еще во время Майдана от свето-шумовой гранаты – несколько шурупов попало в него и мне в руку. А в аэропорту ему объектив посекло камнями от выстрелов.
Сейчас уже отказывает электроника, экран гаснет, хотя затвор еще работает.
Би-би-си: Новый покупать планируете?
Р.Б.: Хотелось бы, но для меня это сейчас проблематично. Сейчас хотя бы этот отремонтировать, чтобы все кнопки работали. И объектив хочется новый. Однако все это лишь в мечтах пока, потому что очень дорого.
Би-би-си: Как появилась идея книги “ДАП”?
Р.Б.: Да я еще, когда в госпитале лежал, познакомился с фотографом Романом Николаевым, который до этого уже делал проект “Киборги”. Он посмотрел и предложил сделать книгу-альбом, а средства от нее направить на нужды батальона.
В конце августа она вышла. Сейчас решили средства, сколько получится, направить на нужды наших ребят и их детей, тех, кто тяжело болен.
Би-би-си: Вы сами от ранений полностью вылечились?
Р.Б.: Конечно, хочется долечиться. Есть проблемы и с ногой, да еще и контузия. Полностью слух вряд ли вернется. Вот я с вами говорю, а оно там где-то шумит слева в голове. А иногда из-за этого просто спать невозможно.
Но есть покалеченные ребята. Поэтому будем пытаться помогать тем, кому это больше всего нужно.
Сегодня Всемирный день эволюции, Мeждунapoдный дeнь Библии, День моржа, Мeждунapoдный дeнь винa "Кapмeнep".
Россия хочет вернуть контроль над своим приграничьем до инаугурации Трампа.
Певица вспомнила, как начинался ее путь к успеху.
Мониторинговый проект «Беларускі Гаюн» опроверг сообщение украинского телеграм-канала о прилете в Беларусь российского МиГ- 31К.
Трагедия произошла 23 ноября около 15 часов на автодороге М6 «Минск — Гродно» в Лидском…
Сразу бежать или попытаться исправить неприятные моменты — выбор за вами.