Били ногами, руками, дубинками, загоняли шпильку под ноготь. Требовали признаться, что в ночь с 9 на 10 августа находился в рядах протестующих

– Я не участвую в выборах, знаю, что мой голос всё-равно украдут. Мне не интересна политика, я живу в своём мире. Мой мир более прекрасен – это музыка. Я никогда не участвовал в пикетах и митингах, в каких-либо противостояниях, тем более, с милицией. А меня схватили на улице, избили, отвезли в Пинский ГОВД и в течение восьми часов издевались.

Андрей Шклёда известный мастер музыкальных инструментов. Таких в стране единицы. На изготовленных им гитарах, лютнях, скрипках играют белорусские и зарубежные знаменитости.

Сегодня у Андрея онемели руки, пальцы потеряли чувствительность. Восемь часов они томились в стальных наручниках.

Как так получилось, что законопослушный и уважаемый в обществе человек оказался в руках силовиков?

– 10 августа я был в Пинске, прикупил в городе продуктов и возвращался домой в деревню. Брат и его жена меня провожали. На улице Кирова дорогу нам неожиданно преградила легковая машина. Из неё выскочили люди в гражданской одежде, повалили нас с братом на асфальт, избили, заковали в наручники и отвезли в ГОВД. Меня в гражданской машине, брата – в прибывшем на место задержания автомобиле ДПС. По дороге меня тоже били, душили и даже не объясняли по какой причине. Но самое страшное ожидало впереди – в кабинете на первом этаже здания милиции. Не знаю, что это был за кабинет, мне никогда прежде не приходилось бывать на Кирова, 53. В этом кабинете имеется диван. Меня здесь избивали в течение, наверное, 20 минут. Били руками, ногами, дубинками, по голове, ногам, в пах, по наручникам, так что они страшной болью врезались кожу. Загоняли шпильку под ноготь и требовали признать, что в ночь с 9 на 10 августа я находился у здания горисполкома в компании протестующих. Среди моих вещей в рюкзаке увидели миниатюрные щипчики и решили, что я ими ночью откручивал болты на скамейках, чтобы потом бить досками сотрудников милиции. Из моего разбитого носа хлестала кровь, а милиционеров при этом волновало, чтобы в кабинете не испачкался их диван.

– От постоянных побоев, страшной боли я кричал: “Господи, помоги!”. И Бог, действительно, есть. Мне становилось легче. Удары казались не такими чувствительными. А те, кто меня избивал, после моего обращения к Богу только по дьявольски хохотали и передразнивали. Потом, чтобы я не испачкал кровью их диван, меня выбросили в коридор. Я лежал там в наручниках лицом вниз на полу. В какой-то момент приподнял голову, чтобы поменять положение. Но мне наступили ногой на шею и, прижав к полу, стояли так надо мной минут 20. Я лежал лицом в луже собственной крови, а они стояли и болтали на посторонние темы.

– Затем едва живого, продолжая на ходу избивать, опустили в цокольное здание в помещение стрелкового тира. Там бросили на пол, приказав лежать лицом вниз. Руки оставались за спиной в наручниках. В тире к этому времени уже находилось человек 30, все избитые. Потом приводили ещё и ещё. В общей сложности собралось может 100 человек, а может и 200. Сложно было точно определить их количество. Любое неосторожное движение могло закончиться избиением.

– Среди задержанных были разные люди: молодые, среднего возраста, даже дедушка был. Милиция хватала на улице всех без разбора. Кто-то вышел собачку выгулять и его схватили, кто-то мусор выносил, в магазин за продуктами выходил, с работы возвращался. Тут же находились и их вещи: рабочий инструмент, батоны, пакеты с молоком, колбаса. Если кто-то пытался говорить, что не виноват, ему тут же наносили удары кулаками, ногами, дубинками. По ногам, рукам, по наручникам. Всех словесно оскорбляли. Говорили, что они здесь власть, что захотят, то и сделают с нами. Могут застрелить. И им за это ничего не будет. Демонстративно передергивали затвор своих винтовок с оптическими прицелами, целились в нас. Ставили к стенке. Казалось, они нас прямо здесь всех расстреляют. Было очень страшно. Многие из задержанных не в силах были стоять, ноги их не держали, они падали и их били.

– Люди нуждались в медицинской помощи, но первые часы её никому не оказывали. Лишь под утро в тир пустили работников скорой медицинской помощи. И по их настоянию некоторых задержанных вынесли из тира на носилках, в том числе, совсем молоденькую девушку. У неё упало давление и врач боялся, что она умрёт.

– Когда тир был уже переполнен задержанными, места, чтобы лежать, всем не хватало, нам приказали сесть. Если кто-то пытался напомнить милиции о своих правах, его избивали.

– Один мужчина сказал, что он после операции и попросил у конвойного лечь на бок. Тот разрешил. А другой милиционер увидел это и ногами избил этого человека. А первый милиционер, видя всё это, промолчал.

– Сначала все наши вещи находились при нас. А потом их изъяли и положили отдельно. К ним прикрепляли листы бумаги, на которых писали фамилии владельцев, а в скобках ещё и клички. Каждому задержанному они присваивали обидное прозвище, типа “рыжий”, “кривой”, “поп”, “шаман”, “дурной” и т.д. Изымались телефоны, просматривалось их содержимое. При виде фотографий членов семьи в их адрес звучали оскорбления, угрозы приехать к ним домой и убить. Было очень страшно за своих близких.

Нас били все, кто находился в тот момент рядом с нами: спецназовцы, омоновцы, конвойные, обычные милиционеры. И не рядовые, а офицеры…

– Под утро в тир спустился офицер, говорят, это был начальник милиции. Он сказал, что 90 % людей, кто оказался здесь, невиновные. Но сверху поступил приказ провести профилактическую работу с населением и он был выполнен.

– Утром начались допросы. Передо мной извинились, признали, что схватили и удерживали незаконно. И предложили выбор. Если буду жаловаться, то отправят на “сутки” и я ничего не докажу. Если не буду жаловаться – отпустят домой. Я выбрал второй вариант. Хотелось поскорее вырваться из этого ада.

– Но протокол в отношении меня всё-же составили. Объяснили, что просто так отпустить не можем. Штраф придётся заплатить. Сказали, что нужны деньги на содержание милиции, на покупку амуниции и т.д. А их не хватает.

Меня выпустили в 4 часа утра. Брата отпустили на 2 часа раньше. На него составили протокол об участии в несанкционированном мероприятии, хотя это не так. Дело будет рассматривать суд.

Синяки потихоньку сходят. Нога болит, голова тоже. Прежняя чувствительность к пальцам после наручников пока ещё не возвратилась. Хотя я регулярно их разрабатываю.

Не знаю, смогу ли я в ближайшее время приступить к работе. Руки и музыкальный слух были моим главным богатством.