Белорусский резервист: На сборах нас заставляли смотреть российские каналы и программы “ЛНР”

Морозное ноябрьский утро. Синий микроавтобус с сонными пассажирами проезжает шлагбаум областного военкомата. Во внутреннем дворике не осталось свободного места. Выгрузка, перекличка — все, с десяток человек, мы поспешно поднимаемся в здание на третий этаж, где через длинный коридор между кабинетами врачей туда-сюда быстро носятся около двух сотен молодых, большей частью стриженых наголо парней. Скинув все вместе одежду в неприспособленной для такого количества людей комнатке, присоединяемся к общей беготни.

Медкомиссия для нас, резервистов, сплошная формальность. «Видишь?» — спрашивают в первом кабинете. «Вижу!» — отвечаю я. «Слышишь?» — «Слышу!» — «Отклонений нет?» — «Да нет…» — «Молодец, такие нам нужны!»

«Пройдя» медкомиссию, спускаемся на первый этаж в большой зал, где в ожидании офицеров, которые заберут каждого из нас в нужную часть, проводим время за просмотром российского (конечно же) боевика. Желающие могут посетить местный буфет с вызывающе кусачими ценами. Позже нас выводят на улицу, пересчитывают, проверяют, снова сажают в зал, — так повторяется несколько раз. Офицеры приезжают за нами только во второй половине дня.

…В сумерках поезд все дальше отвозит нас от знакомых мест.

Урок №1. Первое впечатление

Наконец мы на месте: КПП, просторы, монументальность планировки и силуэты старых зданий части впечатляют при свете ночных фонарей. На плацу в полутьме лихо марширует взвод солдат. Еще несколько взводов выстраиваются у здания столовой. От слаженности бойцов и ощущения некой неоспоримой мощи армии перехватило дыхание.

«Пересчитай по головам, можешь по ногам, но потом поделишь на два», — не без юмора капитан отдает приказ старшине. Нас распределяют по ротам и почти сразу же ведут в столовую пестрым неуклюжим стадом, которое явно диссонирует с только что увиденной картиной.

Урок №2. Еда

Кислая капуста с щетинистым кусочком мяса белого медведя и сомнительным запахом. В настоящее время в белорусской армии (от знакомых знаю, и не только в моей части) обычный рацион совершенно иной. Разницы между пищей на гражданке и в армии я не обнаружил. Супы, борщи, плов, картофель, макароны, салаты, различные каши, всегда с мясом или хотя бы жареной рыбой, йогурты и сыры, булочки и творожки, а также лук и чеснок для укрепления иммунитета — голодным бываешь только после напряженных тренировок непосредственно перед обедом. А вообще, еда на пять из пяти.

После столовой ведут в казарменное расположение роты, жилая часть которого разбита на четыре коридора с койками — это так называемые кубрики. Пространства в них мало. Каждому определяют койко-место.

Урок №3. Сон

Отбой в казарме обычно бывает в 10 часов, подъем — в 6. В кубрике стоят двухъярусные старые койки, довольно компактные, мягко говоря, не для великанов. Спать непривычно, от этого очень неудобно, к тому же скрипучие и разболтанные кровати шатаются от малейшего движения не только соседа снизу, но и от движения других стоящих впритык кроватей. За ночь просыпаешься от качки раз десять. Свою лепту в ночное комфорт вносят и товарищи-«тигры» — к храпу которых, правда, периодически проявляет интерес «охотник» — дежурный по роте с подушкой наперевес.

Утром у меня сбываются мрачные подозрения минувшего вечера: места между соседними кроватями (70 см) хватает по-хорошему только на двоих, а ведь, чтобы заправить постель на втором ярусе, нужно поставить в проход еще две табуретки. За 8-10 минут в идеале в обычный день солдату нужно: сбросить одеяло на спинку кровати, слетать в туалет, почистить зубы, забрать свои берцы из сушилки, одеться в форму №3 (полностью одетый с шапкой, но без бушлата), застелить конвертом и отбить (на кубрик имеется всего две деревяшки-плашки) постель и выстроиться повзводно для поверки и отправки на утреннюю физзарядку. Нам повезло: по причине несоответствующей уставу малой площади из расчета на человека, а также наличия всего семи умывальников и лишь четырех кабинок типа сортир (и двух писсуаров), мы имеем 15 минут на все про все. Назначенные дежурными после поверки бегут быстро подметать и мыть в кубрике пол. После общего завтрака им также необходимо выровнять все кровати по одной линии и затем — триумф педантичности и маразма — выровнять по протянутой через кубрик нитке в одну линию еще и третью полоску на одеялах, причем на обоих ярусах всех коек.

Урок №4. «В армии все должно быть безобразно и однообразно»

Это не пожелание — это непреложный закон, который поначалу вызывает у неподготовленного человека шквал протестных эмоций. Воротничок подшивается на 12 стежков сверху, 2 по бокам и 6 снизу — только так, иначе оторвут; койки заправлены одинаково; подушки квадратно отбиты, табуретки развернуты фронтом в одну сторону; на затылке обязательно прямая линия волос, т.н. «кантик» (чтобы все выглядели одинаково безобразно); ношение ремня; завязка узелка на шапке; пришивание бирок на одежду (место, угол, стежок нити, отсутствие помятости); рассадки на табуретках (например, рядом могут сидеть или только солдаты в кителях или только в белухах)… Регламентируется абсолютно все! За нарушение «единообразия» — лютый крик от сержантов или более суровое наказание от офицеров.

Урок №5 Язык общения между военнослужащими

Отвратительный грязный российский мат с «трасяночным» акцентом поначалу выводит из себя homo непривычного. Мат, язык люмпенов — кажется, это единственное средство общения в современной белорусской армии. Обматерить перед строем майору лейтенанта или прапорщику сержанта — вещь здесь настолько привычная, что и на оскорбления в свой адрес быстро вырабатывается настоящий белорусский пофигистский иммунитет. Молодые лейтенантики, потомственные военные, и те, что после университетов (часто употребляя мат неуклюже и нелепо) пытаются подстроиться под армейские «традиции». Впрочем, и сам, как бы ни делал усилий, спустя пару дней начинаешь общаться с помощью табуированной лексики.

Первый полноценный день в армии. Взвод стоит на окраине части у вещевых складов. Пронзительный холодный ветер, низкое серое небо, бетонный забор с битым стеклом и колючей проволокой, за которым открывается унылая перспектива с редкими безжизненными перелесками, наличие вышки с солдатом — все это вызывает неоднозначные ассоциации. Прапорщик позволяет развести небольшой костерок из подножного мусора, от которого больше дыма, чем тепла. Очередь за обмундированием движется неимоверно медленно, при этом примерять позволяют только брюки и берцы, остальное прапор дает на глаз.

К вечеру, после того как перемерзли, в размещении начинается истинная суматоха в связи со сдачей гражданской одежды, получением белья (зимний двойной комплект кальсон и сорочек-белух) и подгонкой полученного днем обмундирования.

Урок №6. Обувь и обмундирование

Самое важное, что можно сделать, для того чтобы избежать дополнительных проблем, связанных с самочувствием, — правильно подобрать себе берцы. Взять чуть большие по размеру — даже лучше. Дубовые пятки новой обуви упорно и безжалостно разбиваем молотком. 30—40% всех бойцов моей роты за время сборов постоянно мучилась кровавыми мозолями на пятках и пальцах ног. Честно говоря, армейские берцы довольно посредственные: демисезонные (одна пара и на лето, и на зиму), дубово-жесткие, с несоответствующей размеру маркировкой.

Зимний комплект одежды солдата состоит из берцев, штанов, кителя, ушанки и бушлата. Все, кроме штанов, довольно-таки неудобное. В ушанке, парадокс, всегда мерзнут затылок и уши. Самовольно опустить уши солдату нельзя: они приспускаются (глупость, закрепленная уставом) при -15°, полностью опускаются при -25°. Шапку лучше взять как можно большего размера: будет теплее. Обматерить армейских кутюрье хочется за отсутствие шарфа, который, однако же, положен офицерам, но тем ведь меньше приходится мерзнуть. Из-за открытого горла мы, рядовые, сутулим плечи и становимся похожими на воробьев. Под конец сборов горло болело абсолютно у всех, 99% бойцов поехали домой с кашлем и всяческими бронхитами/гайморитами. Зимняя форма — три с минусом.

«Когда нам уже откроют военную тайну?» — с юмором возмущаются товарищи на четвертый день пребывания в части. Из нового: привыкаем к жесткой субординации (читай, беспомощности), внешнее проявление которой заключается отчасти в тотальном свинстве старших по званию и бесконечной демонстрации своего привилегированного положения перед подчиненными. Очень радовало одно — классической дедовщины с рукоприкладством в части не было (как почти повсюду в современной армии с развитием средств записи информации), но затюкать человека можно, и не вытаскивая рук из карманов.

Урок №7. Иерархия

Основной массе резервистов от 23 до 26 лет, мы старше не только некоторых молодых лейтенантов, но и абсолютно всех наших непосредственных командиров — 19-20-летних сержантов-срочников. Лучшими сержантами, на мой взгляд, были те, кто умел исполнять свои обязанности без личных эмоций. Такие ребята, безусловно, смогли завоевать общее уважение, став для нас настоящим примером. К сожалению, это не касается тех сержантов, кто используя положение, чтобы свести счеты и потешить свою никчемность, рассыпал оскорбления: «Нас гоняли, вот и вам комфортной жизни не будет, совсем расслабились «духи», «Жить здесь вы будете по понятиям, по уставу вас будут только иметь». Картина дополнялась эпизодами мелкого воровства из тумбочек резервистов известно кем. Под конец сборов напряженность и нервозность едва не привела к драке между сержантом и резервистом (что по армейских законам могло закончиться очень серьезно). Неудивительно, что между собой резервисты дали сержантам презрительные прозвища: «пастухи», «срачникИ», «шпана» или, в отношении наиболее задиристых, «петушки».

Понемногу приближаются первые выходные. Типичный распорядок дня после подъема и завтрака: развод, занятия «строевой» 3—4 часа на плацу, военная теория в клубе, обед, физкультурные занятия на полный желудок (обычно бег на 1,5—2 км), отвратительная политподготовка в клубе, снова военная теория или практические занятия по тактике, ужин, свободное время (1 час), просмотр белорусских или, почему, российских новостей, отбой… Время в армии тянется очень марудно. Когда просыпаешься в шесть часов, то уже в три дня биологические часы отчаянно сигнализируют о наступлении вечера. У многих проявляются легкие формы паранойи: мне, как и многим, кажется, что живу в клятой казарме уже не первую неделю. А в воскресенье, после посещения близких, некоторые товарищи даже отмечают, как постарели их родители!

Урок №8. Политинформирование

Клуб, сотни голов повернуты в сторону большого экрана, где транслируются кадры телевидения террористов «ЛНР» — бодрым голосом выродок с каской «Пресса» сообщает о «последние минуты жизни украл», ведет огонь батарея «градов»… Монотонный закадровый голос заводит рассказ о лицемерном Западе, злонамеренно организованные им точки нестабильности, цветные революции, фашистские движения у нашего порога. На фоне картинки с национальными белорусскими и украинскими флагами гон переключается на местных отморозков, «пятую колонну», которую готовят бандеро-нацисты на базах недружественной сегодня Украины…

Зомбирования идет полным ходом, льются помои и ахинея, мелькают картинки, демонстрируются кадры с Майдана, монотонный голос продолжает грузить миксом испражнений БТ (в части оппозиции) и телеканалов «Россия/НТВ» (про все остальное). В зале слышится довольный гул, такая трактовка событий вполне устраивает большинство, наиболее впечатлительные одобрительно кивают. Слово берет замполит, еще раз напоминает, что «НАТО не спит, готовятся провокации, скорее всего, они будут в районе Гродно или Бреста, нашей с вами задачей в случае крупномасштабной войны будет удержание позиций до прихода союзного армии России, придатком которой, по сути (ну вы сами понимаете), мы являемся».

После длительного официоза предлагается задать вопросы из зала, но тут случается «осечка»:

— Несет ли солдат ответственность за исполнение приказа, который, как оказалось впоследствии, был преступным? — первый вопрос и сразу же в лоб.

— Если приказ подчиненному был отдан устно (а как иначе в армии отдаются приказы?), то вы, вероятно, ничего не докажете и будете нести полную ответственность, — будто в шутку, улыбаясь, неожиданно откровенно отвечает замполит.

— Мы присягаем на защиту суверенитета и территориальной целостности Беларуси, но и украинцы тоже клялись, а их теперь все за это «травят», как же так? — вопрос из другого конца зала.

«Да, абсолютно верно, но вы же понимаете… (длительная заминка, замполит подбирает слова, наконец его озаряет)… Даже текст присяги можно исказить для собственной пропаганды, видите, как эти пид*расы хохлы все перевернули с ног на голову!» — возмущается оратор.

Пошел легкий раздраженный гул, очевидно, ответы замполита на эти два вопроса породили у кого-то мини-разрыв шаблона и заставили задуматься.

Это всего одно из вводных занятий по политподготовке, на других было примерно то же самое, а еще агитки о могуществе российского оружия, героическая история белорусской армии в составе ВС СССР, в чем отличие патриотизма от вредного национализма, настоящие белорусские патриоты, которыми мы все гордимся на примере мифологизированных Деда Талаша и Кирилла Орловского.

Наступила среда, в армии это «парко-хозяйственный день», мы будем драиць полы в казарме, менять белье и, наконец, помоемся, а это значит, что по крайней мере сегодня вечером можно будет засыпать не среди невыносимой вони потных немытых мужских тел (трехразовое «ура»!).

До обеда нас, кому это нужно (и кому нет), успевают постричь электромашинкой с невероятно тупыми ножами. Форменный садизм и, безусловно, мой самый худший опыт стрижки.

Урок №9. Баня

Хотя и собирались в неимоверной спешке, возле бани стоим минут 40, мороз успевает закрутить уши в трубочки. Наконец взвод вошел, в большом помещении нужно полностью раздеться и сбросить белье в соответствующие кучи, чтобы попасть на 10 минут в огромный коридор с душевыми. На нас, совершенно голых, оценивающе смотрит миловидная женщина-врач. «Вот работа у бабы!» — хохочет кто-то рядом. Помывшись, принимаю участие в еженедельной лотерее под названием: «Давайте меняться, у кого белье не по размеру!?». У кого-то «калики» трещат по швам, мне же на этот раз достаются большие по размеру, но на том самом месте — желто-коричневое пятно…

После бани снова стоим, еще дольше, чем в прошлый раз, примерно с час. На моей мочалке вырастает 7-сантиметровый леденец. Прапорщик дает команду нашему взводу двигаться в парк разгружать торф. Идем сразу после бани, чтобы заново вымазаться и пропотеть…

Вечером у меня возникают проблемы с координацией, а котелок начинает хуже варить — температура. Вирус, который ходит по казарме с первых дней и уже положил в санчасть нескольких товарищей, пробил мой ослабевший иммунитет. Достав пару нелегальных аспиринок у приятеля (в санчасти дали бы то же самое), решаю, что сон и завтрашний выходной восстановит силы. Не ошибаюсь…

Вторая неделя — точная копия первой, кроме пятницы, дня первых стрельб.

Урок №10. Стрельбы

У оружейной группируется толпа одинаковых камуфлированных хитропостриженных людей с кантиками на затылках, получаем АК-74, подсумок, пару магазинов и идем толпиться у каптерки за валенками и утепленными штанами. Настроение у всех сегодня приподнятое. Пара МАЗов довозит нас до полигона. Долго ждем, закостеневшими пальцами отрабатываем на морозе приемы по разборке-сборке автомата. Молодой майор дает нам наставления по технике безопасности при стрельбе: «Значит так, евреи, оружие ни на кого не наводить, тем более заряженное, тем более в мою сторону! Затвор не сопровождаем, заклинит патрон — оторвет уши. Если попали в мишень, не надо тут же делать на прикладе засечки».

Наконец начинается, строимся по пятеркам. «Готовьсь!», «К бою!» — Понеслось! Петляя, как монгольский джейран, подбегаю и плюхаюсь на огневой рубеж. Магазин (с 9 патронами), предохранитель, переключаю, целюсь, предохранитель. «К стрельбе готов!», на расстоянии 100 метров поднимается первая мишень. «Одиночными, огонь!» Предохранитель, целюсь — бах! (громче, чем можно было представить) — пуля с трассером вздымает красивый столбик пыли и снега рядом с мишенью и отлетает рикошетом от мерзлой земли диагональю вверх еще метров на 100, ого! Бах! Вторая пуля заваливает мишень. Переключаясь на автоматический огонь, в 300 метрах предстает совсем уже маленький силуэт пехотинца. Брбрбах! Трасса мимо. «Выше!» — корректирует стрельбу офицер. Брбрбах! Попал! Ура! «Остальное в воздух!» — два-три патрона выстреливаются, к большому сожалению, впустую. «Стрельбу закончил!» — «К осмотру!» Снимаю магазин, кладу, чтобы было видно, что он пустой, отвожу затвор, патронов в нем нет. «Осмотрено!» Собираю гильзы в рукавицу и довольный скачу прочь, чтобы пройти повторный осмотр автомата и сдать свои гильзы. Этот день стоит запомнить.

После веселой части, по приезде в казарму, начинается самое неинтересное — чистка. Все детали оружия покрыты слоем порохового нагара (его больше, когда стреляешь холостыми), который разъедает металл, если его не отчистить. При дефиците масла и пеналов с инструментом понадобилось немало использованной «подшивы» и несколько часов времени, чтобы сержанты наконец остались довольны качеством нашей чистки. Яркое воспоминание того вечера — очень болят пальцы.

Урок №11 Присяга

13 декабря — единый день присяги в стране. На огромном плацу со слаженностью, которой я так восхищался, когда еще только прибыл, стоим все мы — новое пополнение белорусской армии. Дело за малым, формальность, прочесть текст присяги перед строем на глазах знакомых и близких. Не знаю почему, очень разволновался, внешне это проявляется в отсутствии всяких эмоций на моем сосредоточенном лице и в какой-то скованности движений, которая, пожалуй, как раз органично вписывается в общую картину. Моя очередь: тяну носок, отбиваю шаг, подойдя к столу, открываю текст:

«Я, грамадзянін Рэспублікі Беларусь, урачыста клянуся быць адданым свайму народу…»

Закончил, улыбаюсь, принимаю поздравление, подписываюсь, руку на цевье автомата: «Служу Рэспубліцы Беларусь!» И в строй. Вот и все.

«Трымаюць раўненне і крочаць калоны,
Душою адчую з’яднаны атрад.
Павер, не забуду герояў імёны
І што бараню я святло родных хат».

«Бо я беларускага войска салдат!» — вспоминаю отрывок из песни Сергея Макея, которую, как ни странно, здесь всегда поет одно из отделений автороты (для себя окрестил их отделением националистов; а вообще, выбор строевых песен зависит исключительно от вкуса сержантов). Кроме меня, из всего взвода (30 солдат) приняли присягу на белорусском языке еще человек 5—6, это не много, но в частных беседах выяснилось: большинство выбрали русский текст лишь потому, что постеснялись поступить «не как все». К сожалению, были такие, кто выбрал русскоязычный вариант принципиально, мол, «по-белорусски разговаривают только «свядомые» и отморозки»… Торжественным маршем проходим трибуну с высоким руководством, за трибуной тысячную толпу из семей новобранцев. Идем в расположение сдавать оружие и получать «увольняшки» в город, снаружи окна казармы сплошь облепили гражданские, они наблюдают за нашими приготовления внутри: «Мы что им, рыбки аквариумные?!» — озвучивает общее мнение один из лейтенантов.

Урок №12, последний. Армейский юмор

Тяготы и, мягко говоря, абсурд естественным образом порождают в армии две крайности: дикий мат и часто настолько же дикий юмор. После одного месяца в армии я убежден, что все армейские анекдоты основаны на реальных историях. Вот ситуация, очевидцем которой довелось побывать.

Утро, дежурные в соседних кубриках длительное время пытаются выровнять койки в одну линию, каждый в своем кубаре. Все бы хорошо, но две расшатанные койки из соседних кубарей, стоящие где-то в центре изголовьями друг к другу, мешают обеим группам дежурных завершить выравнивание своего кубаря. Если сделать ровную линию в первом кубрике — кровать из первого вытеснит кровать во втором кубрике, нарушив равнение в нем, и наоборот. Сообразив, в чем дело, дежурные по кубрику не придумывают ничего лучшего, как, упершись двумя бандами в обе койки с разных сторон, начать изо всех сил толкать койки в противоположную от себя сторону в кубрик соседа, что вызывает у нас, посторонних наблюдателей, дружный хохот.

— И это люди с высшим образованием, — замечает один из сержантов.

— Ну! Нет чтобы рычаг применить! — справедливо отмечает проходящий мимо резервист-инженер.

Эпилог

Круглое здесь переносят, а квадратное заставляют катить, комфорта здесь почти нет, ни физического, ни психологического, порядки почти тюремные, ничем гуманным здесь не овладеешь, а ума не наберешься — это и есть жизнь в спартанских условиях. Возможно, так и надо, чтобы поскорее избавиться от романтических иллюзий и понять истинные функции, выполнять которые призвана армия. Она не для парадов и торжеств. А боеспособная ли наша армия? На гражданке слышал про единственные стрельбы за весь срок службы и другие байки — это не так, по крайней мере у нас все было надлежащим образом, стрельбы были несколько раз (за месяц), на тактических занятиях как следует поползали на брюхе по лужам и грязи, к автомату успеваешь привыкнуть, упражнения уже выполняешь слаженно, не теряя времени на осмысление приказа — честно говоря, не думал, что будет настолько серьезно. При должной координации наша армия — это сила, способная огрызаться и оказать достойное сопротивление любому неприятелю. Единственный серьезный просчет и тоска — идеологическая подготовка, которая на самом деле поощряет русофильские настроения даже в ущерб официальной позиции властей. Это и просмотр российских новостей, и восхваление замполитом личности Путина (притом с критикой Лукашенко, своего главнокомандующего)…

Морозный декабрьский вечер, КПП, пестрый строй (уже не стадо) резервистов — днем переоделись в штатское — ожидает разрешения старшего лейтенанта покинуть территорию части.

— Давайте ребята, сбор прошел как надо, берегите себя, такие защитники нам нужны. Ждем вас летом!