– Сергей Владимирович, во время пандемии изменилась работа онкодиспансера?

– Во время первой волны пандемии было только ограничение диспансерных осмотров наших онкологических пациентов. Есть нормативные сроки их осмотров. Допустим, через 6 или 12 месяцев после лечения. Мы ограничили этих пациентов, просто перенесли их на другое время и ограничили некоторые виды платных исследований, чтобы уменьшить потоки пациентов. Во время второй волны были какие-то незначительные ограничения.

– Сколько пациентов обратилось за прошлый год в онкологический диспансер?

– Почти 45 тысяч пациентов было принято в поликлинике. Стационарно пролечено 3 625 пациентов. Новых случаев по зоне деятельности нашего диспансера – 1 520. Это количество новых случаев именно злокачественных образований.

– По сравнению с прошлым годом заболеваемость увеличилась?

– Роста нет, есть снижение. У нас в 2020 году наблюдалось снижение числа пациентов в поликлинике и проведено меньше койко-дней в стационаре. Уменьшилось количество выявленных новых случаев онкозаболеваний. В 2019 году было 1 720 случаев, на 200 случаев больше. Вообще, колебания ежегодно происходят в одну или другую сторону, но здесь такое достаточно большое колебание. Я думаю, что это связано именно с пандемией.

– Каков возрастной состав пациентов онкодиспансера?

– Конечно же, большей частью это пожилые люди. Каких-то заметных колебаний по возрасту на протяжении последних лет нет. Есть, конечно же, часть молодых людей. Если брать разделение по полу, то получается почти 50/50.

– Какие самые распространённые локализации злокачественных опухолей у жителей нашего региона?

– У женщин это кожа (24,1%) и молочная железа (17,7%). У мужчин – лёгкие (16,3%), предстательная железа (13,4%), и кожа (12,3%) .

– По статистике, самым частым видом злокачественной опухоли у белорусских мужчин в последние годы был рак предстательной железы. Почему в Пинском онкодиспансере он сейчас занимает второе место?

– Потому что у нас в Пинске в рамках программы демографической безопасности проводится скрининг предстательной железы. За предыдущие годы мы выявили достаточно большое количество случаев рака у мужчин, которые, скажем так, считали себя здоровыми людьми. И только при скрининге было выявлено, что у них есть рак предстательной железы.

– Какой ещё скрининг можно пройти в нашем городе?

– У нас проводится скрининг по четырём основным локализациям: предстательная железа, молочная железа, шейка матки и толстая кишка.

– Кому показан скрининг?

– Например, скрининг на колоректальный рак проходят люди 50-60 лет. Дело в том, что этот вид скрининга сам по себе может быть осуществлён двумя методами. Первый – определение кала на скрытую кровь, второй – видеоколоноскопия. У нас проводилось исследование первым методом. Отсеивались люди, у которых этой крови не было. Если кровь определяется, существует вероятность, что у них обнаружатся полипы, а это предопухолевое заболевание толстой кишки. Тогда риск рака кишки значительно выше. Некоторые проводят этот скрининг сразу через колоноскопию, без анализа

Скрининг молочной железы показан женщинам 50-69 лет. Делается маммография.

Скрининг предстательной железы проходят мужчины 50-65 лет. Раз в 2 года берётся кровь на специфический ген, если он превышает норму, то этот человек направляется на дальнейшее дообследование к урологу и, в итоге, к нам.

Самое основное условие скрининга – это должны быть здоровые люди. Под скрининг не попадают люди, например, с аденомой простаты. Это уже не скрининговый пациент, у него есть болезнь. Скрининг, в переводе, это «просеивание здоровых людей». По крайней мере, не имеющих патологий со стороны органов, которые скринингуются. Если есть патология, они обследуются по этому заболеванию и им не надо проходить скрининг.

– Генетический фактор играет большую роль в заболеваемости раком?

– Никто не отменял наследственные формы, например, колоректального рака. Есть «семейный» колоректальный рак, передающийся именно по наследству. Это не частая форма рака, но она есть. Таких людей надо обследовать с достаточно раннего возраста, с 20 лет смотреть, причём, колоноскопически.

– Все ли виды рака одинаково поддаются лечению? Какие самые агрессивные?

– Есть очень чёткая зависимость выживаемости пациента от стадии заболевания. Первая, вторая стадии – излечимость 80% и больше. Если третья стадия, то на порядок меньше. При четвёртой стадии редкие пациенты живут больше пяти лет. По поводу наиболее агрессивных нужно понимать, что одна и та же локализация рака может быть как агрессивной, так и не агрессивной. Например, рак почки. В принципе, такие опухоли достаточно неагрессивные, они годами растут у людей, пока на УЗИ не определятся. Мы таких пациентов оперируем, и они достаточно благополучно живут. Но есть раки почки, которые изначально себя проявляют. Опухоль бывает относительно небольшой, но, тем не менее, уже проявила агрессию, посыпала метастазами в лёгкие и другие органы.

Меланомы и саркомы – очень нехорошие опухоли. Это опухоли, которые могут рано давать метастазы. Опухоль молочной железы тоже способна рано давать метастазы, но эта опухоль достаточно хорошо поддаётся лечению.

– Часто пациенты обращаются слишком поздно?

– Достаточно часто, конечно. Просто при одних видах опухолей реально продлеваем жизнь людям. Причем, достаточно надолго, даже при четвёртой стадии, а другие виды опухолей менее чувствительны к той же химиотерапии. В таком случае можем чем-то поддержать только какое-то время небольшое.

– Как можно оценить результативность лечения больных раком?

– В онкологии есть такой показатель: процент пациентов, состоящих на учёте 5 и более лет с момента лечения. У нас он сейчас выше 57. Грубо говоря, большая часть пациентов, пролеченных 5 и более лет назад, живут. Почему именно 57%? Во-первых, это в основном пожилые люди. Могут умереть не только от рака, у них есть, как правило, сердечно-сосудистые болезни, у них бывают инсульты, инфаркты.

– Не все пациенты могут получить необходимую помощь в Пинском онкодиспансере. В каких ситуациях приходится отправлять в другие города?

– У нас в основном оказывается помощь при каких локализациях? Это кожа, молочная железа, женские половые органы, почки, желудочно-кишечный тракт. Когда вопрос касается более специализированной помощи, например, при раке лёгкого, предстательной железы, мочевого пузыря, пищевода, такие локализации мы не имеем возможности у себя лечить. Мы таких пациентов отправляем на вышестоящий уровень – Брестский областной онкологический диспансер, где все эти отделения есть. Надо отдать должное, там очень хорошо работают специалисты.

– Вы сталкивались с предвзятым отношением к оказанию медицинской помощи в Пинске?

– Конечно, такое есть. Иногда люди не доверяют. В таком случае мы никому не препятствуем. Более того, если человек не настроен лечиться, желает ехать дальше –никаких вопросов. Мы пишем направление и отправляем его на вышестоящий уровень. В этом проблем никогда не было и нет.

– Вас такие ситуации не задевают?

– Нет, не задевают. Таких пациентов совсем немного. Нам даже больше приходится людей, скажем так, настраивать, направляя на другой уровень. Они хотят здесь лечиться, а мы говорим, что мы не можем (оказать помощь). У нас хорошие, квалифицированные специалисты. Конечно, у нас нет методик, которые есть в Брестском областном онкодиспансере. То, что мы можем делать, мы делаем, если мы на сто процентов уверены, что выполним протоколы лечения. Если мы видим, что у нас нет условий выполнить протокол, в таком случае мы человека отправляем дальше.

– Онкологи часто имеют дело с тяжёлыми больными. Случается, что пациенты умирают. Как справляетесь с тяжёлыми психологическими моментами вашей работы?

– По синдрому эмоционального выгорания на первом месте находятся врачи-реаниматологи, на втором – врачи-онкологи. На западе с врачами работают психологи, у нас это не заведено. Когда пациент умирает, нельзя, сколько ни работай, относиться к этому с равнодушием. Это всегда достаточно больно бьёт по внутреннему миру человека, лечащего врача.

Я в хирургии работал раньше. Там прооперировал грыжу, аппендицит, и человек совершенно здоровый ушёл от нас. А здесь, если прооперировал кишку или желудок, никакой гарантии нет, что через два, пять, восемь лет он не придёт с новой онкологической болезнью или с рецидивом предыдущей болезни.