Предлагаем прогноз «Нашей Нивы».

Будет существовать угроза дворцового переворота

С 2020 года Лукашенко руководит враждебным себе обществом.

Да, у него есть опора: многие, но не все силовики; многие, но не все представители той административной прослойки, из которой рекрутируются избирательные комиссии и псевдонаблюдатели; коммунисты; многие, но не все русские националисты; многие, но не все деревенские пенсионерки и т. п. но и все вместе они — абсолютное меньшинство.

В критический момент лукашенковцы были неспособны даже собрать добровольный массовый митинг в свою поддержку.

Убийственным политическим ударом было скандирование рабочих Лукашенко в лицо «Уходи!» 17 августа.

После этого Лукашенко стал восприниматься как президент ОМОНа, со всеми вытекающими для ОМОНа и для Лукашенко.

Опора на силовиков означает зависимость от них.

Наибольшей опасностью для любого руководителя, зависящего от силовиков, становится дворцовый переворот.

Люди от бездействия перешли к действию, и это надолго

Солидарность и деятельность стала новой нормой для активного ядра общества. Сотни тысяч человек (социологи дали цифру 14% населения — на самом деле, колоссальный для диктатуры процент) принимали участие в протестах в той или иной форме. Сотни тысяч в ежедневном режиме ведут информационную борьбу в интернете и оффлайне и помогают инициативам и структурам деньгами (все это массово началось также в 2020-м).

Пережитое Беларусью в 2020-м можно сравнить с тем, что прошла Чехословакия в 1968-м и Польшей 1980-го, только с учетом того, что сейчас интернет-эпоха. Такие изменения в сознании живучи, их трудно стереть.

В одном районном чате человек написал про бело-красно-белый флаг: «И знаете что — в 1991 мы его очень легко получили, не оценили, а потому в 1995 так легко и потеряли. А сейчас мы его выстрадали на своих спинах, и теперь уже точно никому не отдадим!»

Подобным образом белорусы выстрадали на своих спинах, через собственный опыт, и понимание других, не менее важных истин.

Наши сегодняшние страдания, и индивидуальные, и коллективные, не дают гарантии, но создают куда большую вероятность, что изменения в нашей стране, которые неизбежны, будут качественными. И Лукашенко-1 не заменит Лукашенко-2. Ведь Лукашенко под любыми номерами появляются там, где на них есть общественный аапрос. У нас его больше нет.

«Если Лукашенко против, то я за»

Месяцы протестов стали месяцами интенсивного нациотворчества. За короткое время национальное сознание сделало рывок. Лукашенко выступает катализатором этого процесса. «Если Лукашенко против, то я за» — вот логика, в которой сейчас мыслят многие.

А тут еще лукашенковцы имели неосторожность войну с политическими противниками превратить в войну с национальными символами. Это больно ранило патриотическую часть общества, а национальные чувства — сильнейший двигатель активности.

Патриоты поняли, что только после смены режима бело-красно-белый флаг имеет шансы стать государственным, что без смены режима белорусский язык не получит равных возможностей.

Белорусское сердце обливается кровью, когда видит, как Мвдисты заставляют задержанных топтать национальный флаг. Многое забывается, такое не забывается и толкает к действию.

В сухом остатке, 2020-й стал годом, когда укрепилась политическая субъектность Беларуси, когда и в Москве поняли, что Беларусь не Россия.

И тем не менее, в отношениях с Россией, в геополитических вопросах Беларусь должна проявлять осторожность и впредь. Романтизм здесь был бы непростительной ошибкой. Если сложится ситуация, что Беларусь серьезно вознамерится выйти из российской сферы влияния, то какого-то силового варианта со стороны Москвы нельзя исключать.

Диаспора образовала тыл

События 2020-го электризовали диаспору.

Люди стояли в километровых очередях на избирательные участки и были страшно обижены на тех дипломатов, которые тормозили процесс голосования, чтобы снизить количество отдавших голоса. Результаты выборов и экзит-полов на зарубежных участках показали, что лукашистов в диаспоре — в рамках статистической ошибки.

Словно железная стружка вокруг магнита, белорусы мира объединились вокруг новых инициатив.

Диаспора, которую ранее мало кто принимал во внимание, стала тылом движения за гражданские и национальные права и заслуживает «браво».

Правовой дефолт

Неспособность задушить протесты заставила режим повышать репрессивность. За административные правонарушения сейчас дают уголовные сроки, а административно судят за ничто — за любое публичное выражение гражданской позиции.

Правовой дефолт озлобляет средний класс не меньше, чем стрельба в городах и зверства 9—12 августа.

Репрессии повышают градус страха, но неспособны повысить поддержку. Чтобы выросла поддержка, нужны рост благосостояния и изменение общественных отношений. Посадки же, наоборот, сжимают пружины.

Дотационный регион России

За время правления Лукашенко Беларусь стала одной из беднейших стран Европы. Пять месяцев протестов, рейтинг ниже колена, а властям даже не из чего поднять зарплаты бюджетников. Ощутимым ударом для лукашенковцев стало то, что в результате протестов они потеряли доступ к средствам европейских банков и фондов.

Раньше все кивали, что в соседней Украине еще хуже, но теперь уже и доходы белорусов и украинцев сравнялись.

Что с этим может сделать Лукашенко и все мы? Ничего. Продуктивная рабочая сила и капитал склонны перетекать в юрисдикции, где больше свободы и независимые суды.

Беларусь в нынешней модели экономически представляет собой дотационный регион России. При такой модели ты можешь поднять благосостояние, если увеличишь дотации. Но взамен за большие подачки, особенно сейчас, когда Минск расплевался с Западом, Москва будет требовать новые элементы суверенитета, вот в чем опасность.

Возник спрос на лидеров

Лукашенко сказал, что «это не революция, потому что нет революционеров».

Тем не менее, лукашенковцы из кожи вон лезли, чтобы создать иллюзию экстремизма протестующих: прекращение движения на дороге громко называют терроризмом, а министр внутренних дел с телеэкрана рассказывал о боевых рогатках.

В действительности, протесты были фантастически креативные и массовые, но никого, кто бы имел план взятия власти, мы не увидели. Были фигуры-символы (Тихановская), были фигуры со своим авторитетом (Колесникова, Латушко), были политзаключенные-мученики, были телеграмм-каналы, заводившие народ и предлагавшие место сбора, но фигуры-вожака не было, впереди колонны никто не шел, демонстранты двигались сами собой без конкретной задачи, 16 августа не было никого с планом действий на 17-е, 23-е или 31-е. Люди выходили без лидеров, ожидали, что те появятся с планом, а те не объявились. Потенциальных лидеров посадили или вытеснили из страны.

Спрос рождает предложение, поэтому, не исключено, что мы станем свидетелями рождения новых лидеров и их групп, возможно, даже внутри силовых структур — если публичная политика будет оставаться невозможна, они будут законспирированы.

Протесты привели к пониманию: у перемен есть шансы произойти тогда, когда им будут способствовать силовики или хотя бы часть силовиков; чтобы перемены произошли, нужно бороться не с силовиками, а за силовиков.

Светлана Тихановская сохранила моральный авторитет (кажется, это надолго) и создала вокруг себя реалистически настроенный эмиграционный центр, но перемены могут вызреть (или не вызреть) только внутри страны.