В Бресте не первый год разворачивается драма в стиле киберпанк: свинец, серная кислота и низовое сопротивление.

Этот конфликт можно было бы назвать еще одной локальной битвой между маленькими людьми и большим бизнесом, исход которой всегда предсказуем, но все гораздо запутаннее. Ситуацию теперь обсуждает вся страна.

Во-первых, она загадочная: строительство аккумуляторного завода приостановлено из-за незначительных превышений выбросов, но активисты уверены, что реальные цифры отличаются в сотни раз.

Во-вторых, нетипичная: самые обычные люди демонстрируют полное недоверие министерствам, институтам, комиссиям, экологам.

В-третьих, накаленная до предела: народ, живущий в окрестностях завода, в случае его запуска готов продавать дома и уезжать из страны, но перед этим пойти на завод с вилами. Разобраться в ситуации, отбросив эмоции, было очень непросто, но мы попытались.

А пока готовили материал о конфликте вокруг завода, появились сведения о задержании его хозяина. Информация не подтверждена.

Обычные люди, которые хотят нормально жить

В 2017 году ООО «АйПауэр» начало строительство аккумуляторного завода в свободной экономической зоне «Брест». Жители близлежащих населенных пунктов почти сразу восприняли новость в штыки. Потом недовольство обросло чем-то, чего, как принято считать, в Беларуси нет: протестами, информационной войной. Сейчас многие брестчане и жители окрестностей убеждены, что завод может привести к экологической катастрофе и сделать из окрестностей Бреста свинцовый армагеддон.

Заказчиком проекта выступила компания ООО «АйПауэр» (сопротивленцы называют ее «АйПомер»), входящая в 1AK-Group и принадлежащая пинскому бизнесмену Виктору Лемешевскому (в лексиконе активистов — Свинцовый Витя). Стоимость строительства составила $26 млн. Год назад граждане собрали 40 тыс. подписей против проекта.

Жители деревни Хабы, что в 750 метрах от завода, говорят, что больше года находятся в подвешенном состоянии: если завод запустят, придется переезжать. Дома в Хабах выглядят очень прилично по меркам пригорода областного центра, и живут в них достаточно обеспеченные люди. Многие убеждены, что цены на жилье вблизи завода упали по его вине, что деревня вскоре опустеет и превратится в зону отчуждения.

— Кому теперь нужны эти дома? — швыряется досадным вопросом Сергей Иванович, житель деревни Хабы. — Подойдите к забору, я вам назову цену соседского дома. Только возьмитесь за что-нибудь, чтобы не упасть со смеху. Сосед построил новый дом, заканчивает отделку. Вопрос стоит у него так: жить нельзя, нужно продавать. Знаете, сколько ему сказали в агентстве? $50—60 тыс.! А сколько денег вложено в этот дом, знаете? Думаю, гораздо больше $100 тыс., и это не считая труда! Дом готов, заезжай и живи, а они будут уезжать из страны! Молодые образованные люди. Никто не хочет умирать, вы поймите. Люди просто молча все бросят и уедут. И что мы получим? Пустыню.

Дом, о котором идет речь, Игорь вместе с Юлией строили девять лет. Взяли под строительство два кредита: сначала льготный (порядка $30 тыс.), потом коммерческий (около $10 тыс.). В прошлом году наконец должны были переехать, но не решились: на горизонте возник устрашающий силуэт завода. Долги съела инфляция, но семья подчеркивает, что речь вовсе не про затраты, а про девять лет стройки, выпущенные в заводскую трубу.

— Пока мы не собираемся продавать этот дом. Мы строили его для себя, а не на продажу. Просто сбросили фотографии риелтору ради интереса. Но если завод запустят, мы не останемся здесь жить. Я не хочу ставить эксперименты над здоровьем своих детей, — говорит Юлия.

— Для меня это вообще не про деньги, а про девять лет жизни, которые я отдал на строительство дома, во всем себе отказывая. Но из-за завода и того, что мы практически попадаем в зону его прямого действия, я побоялся везти туда семью, — говорит Игорь. — Не думаю, что именно завод сбил цену нашего дома. Риелтор сказал, что цену снижает отсутствие подъездных путей к дому, асфальта, центральной канализации, водопровода, газового отопления. Вот что играет ключевую роль при ценообразовании. Думаю, недвижимость начнет обесцениваться, если завод заработает и будет дана официальная информация о загрязнениях. Хотя сейчас половина людей не верят активистам. А мы, наоборот, не верим в разговоры о том, что все в порядке.

Светлана живет в деревне Тельмы, ее дом стоит в 2 километрах от завода. Когда она узнала о его строительстве, нашла в отчете о воздействии на окружающую среду кучу несоответствий: например, липовую справку с итальянского завода-аналога, почему-то подписанную директором пинского предприятия.

Активисты утверждают, что, согласно отчету о воздействии завода на окружающую среду, который проходил общественное обсуждение, под Брестом должны были построить завод по производству 1 млн аккумуляторов в год. На деле вышел завод на 2 млн.

— Если они на бумаге такие ляпы делают, то что будет в реальности? Доверия к проекту никакого. Я просто боюсь за здоровье своих маленьких детей. Начала активно прорабатывать тему эмиграции. За этот год я много работала в этом направлении, у меня, в принципе, все готово. Для себя я решила так: если завод запускается, я регулярно делаю детям анализ крови, и если там обнаруживается свинец — это колокольный набат. В тот же вечер мы приезжаем в город, а в дальнейшем эмигрируем в Германию всей семьей. Настроения очень решительные.

Нина живет в 6 километрах от завода в деревне Вычулки, ее дети строят коттедж еще ближе. Женщина считает, что после запуска завода оба дома окажутся в зоне экологического бедствия.

— Свой дом я строила 20 лет, а теперь нам нужно уезжать, и дома мы не продадим, потому что они совершенно обесценились. Цель моей жизни — обеспечить себе достойную старость и здоровый образ жизни своей семье — насмарку. Вся моя жизнь разрушена. Вот почему я прихожу сюда почти каждый день, прислушиваюсь, принюхиваюсь, присматриваюсь ко всему, что происходит на территории завода.

С тех пор как завод достроили, активисты не оставляют его ни на минуту. По словам Нины, около 60 человек каждые два часа сменяют друг друга у здания, осуществляя круглосуточное дежурство.

— Если ливневка шумит в такую засуху, можно сделать вывод, что туда сливается жидкость, — убеждена Нина. — Сегодня от завода доносится шум, похожий на сушку пластин. Несмотря на то что завод не должен работать, сюда ежедневно приезжает персонал: 21 июня я насчитала 46 человек, прибывших сюда на бусе и своим ходом.

Иногда во время дежурств я вижу дым, временами даже черный — вдыхаешь и чувствуешь, как он обжигает носоглотку. А сейчас посмотрите: начинают умирать крайние березки на территории завода. Мы не знаем, из-за чего, но не исключаем, что из-за выбросов.

Мы не против завода, а против того, что он расположен в таком месте: в радиусе 5—7 километров, наверное, 15 деревень, санатории, пастбища, теплицы, сады, огороды, свинофермы, онкодиспансеры. Я боюсь уже что-то выращивать: оказывается, в продукции тепличного комбината «Берестье» обнаружили вдвое больше свинца, чем в прошлом году. До них от завода 4 километра.

Нина узнала об этом от других активистов, а другие активисты не смогли ни на кого сослаться. На тепличном комбинате «Берестье» слухи опровергли:

— Пока что никаких изменений нет. По результатам анализов увеличения свинца в продукции за этот год не обнаружено. Завод не запущен, а его строительство никак не сказалось на наших продажах и качестве продукции.

С тех пор как начал строиться завод, жизнь многих людей из окрестных сел изменилась до неузнаваемости: вместо грядок они занимаются изучением документов, ежедневными дежурствами и воскресным кормлением голубей. Таким витиеватым способом они выражают свой протест, стараясь избегать арестов и штрафов за несанкционированный митинг. Каждое воскресенье активисты собираются на площади и разбрасывают хлебные крошки.

— Мы понимаем, что нас могут в любой момент арестовать, оштрафовать, как уже неоднократно было с нами и нашими товарищами. Но с каждой неделей нас все больше. В прошлое воскресенье покормить голубей вышли порядка 500 человек.

Когда мэр города Рогачук сказал, что, если будут превышения выбросов, завод закроют, все воспряли духом, в наших действиях появился смысл.

Активисты с квалификацией и аттестацией

Демьян Лепесевич и Дмитрий Бекалюк — это люди, которые борются с заводом на уровне писем, обращений, ответов, судов и расчетов. Лепесевич — инженер-механик, имеет несколько весомых аттестатов, многолетний опыт проектирования предприятий и знания в машиностроении. И утверждает, что выбросы завода составляют не 3, а 1000—1200 килограммов свинца в год. Такие данные Лепесевич получил, проанализировав результаты забора почв в районе завода до и после пусконаладочных работ: в первом случае получилось примерно 3,8—7,0 мг/кг, во втором — 13,3—13,9 мг/кг. Важный момент: почву отбирали разные учреждения в нескольких разных местах.

Активисты считают, что 1000—1200 килограммов свинца в год — это выбросы, куда больше похожие на правду, нежели 3 килограмма, что аналогичные заводы за рубежом выбрасывают 120 килограммов свинца, но при этом их очистные сооружения стоят $200—250 млн, а завод «АйПауэр» — $26 млн целиком.

Активисты уверены, что завод несанкционированно сбрасывает производственные стоки в ливневую канализацию и в подтверждение приводят видеоролик, на котором лакмусовая бумажка, опущенная в колодец, становится голубой (pH = 12 означает практически чистую щелочь). Завод утверждает, что щелочь в производстве аккумуляторных батарей вообще не используется. А колодец, который попал на видео, глухой: в него ничего не сливается. Он существует лишь для размещения счетчика.

Петр Брыш, начальник брестской городской и районной инспекции природных ресурсов, которая отбирала пробы из того самого колодца после звонка активистов, утверждает, что ни в тот раз, ни в последующие в жидкости, обнаруженной в люках, не была превышена предельно допустимая концентрация вредных веществ. А судить по лакмусовой бумажке можно в лучшем случае о том, кислота перед нами или щелочь.

Помимо «пехоты», которая дежурит у завода, и «мозгов», которые изучают полученные данные, среди активистов есть открытые политические деятели. У них, очевидно, свой интерес и желание использовать хайп в личных целях. Обычное дело.

Проходил мимо

Алексей узнал, что Onliner готовит материал про аккумуляторный завод. Припоминает, что информацию слил кто-то из активистов. Сам Алексей активистом не является, но захотел выразить свое независимое мнение по поводу происходящего.

Вот уже четыре месяца он ведет видеоблог на YouTube и зарабатывает на рекламе, врезанной в ролики. Влог называется «Канал о жизни в Беларуси», и у него 559 подписчиков. Когда мы уточнили у Алексея, есть ли у него другой источник дохода, он сбросил нам это видео.

Алексей уверяет, что у него нет симпатии ни к активистам, ни к инвесторам. Но он устал от вражды, которая разожглась вокруг всей этой истории:

— Меня не устраивает, что эта ситуация несет ненависть в массы. Я часто хожу с активистами на приемы в разные ведомства. Они устраивают там базар, кричат, галдят, перебивают. Вы послушайте их заявления на площади! Там ужасающая риторика. Они говорят открытым текстом «Мы все умрем. Им от нас нужна только рабочая сила и чтобы мы сдохли», «Нас травят коррупционеры», и так далее.

Я понимаю, что есть конфликт интересов, что кто-то может быть недоволен строительством завода. Я не сомневаюсь, что женщины, которые говорят «Мы все умрем», искренне в это поверили. И мне их просто жалко. Они стали жертвами информационных вбросов и слухов, которые ни на чем не основаны. Информацию нужно подавать объективно, не выступая на чьей-либо стороне. Не так, как это преподносится сейчас в отдельных СМИ. 

Среди активистов есть только два человека, которые могут говорить по существу проблемы: Лепесевич и Бекалюк. И то Бекалюк скорее популист. Других компетентных людей там нет. Хотя я их уважаю, люблю, я с ними со всеми поздороваюсь.

Насчет уважения и любви Алексей немного лукавит. Он сам сбросил нам видео с собой в главной роли, где называет активистов «сбродом» и предлагает применять против них силу.

Мужчина заявляет, что многие активисты «стали или могут стать инструментами в чьей-то нечистой игре».

— Что это за игра? Здесь могут быть заинтересованы две силы: Европейский союз (не буду называть страны), который хочет отжать Западную Беларусь до Минска (так называемая карта поляка, эти карты уже даже на оппозиционных сайтах проскакивали) и ЕврАзЭС. Это геополитическая борьба, и Беларусь находится в ее центре.

В Украине, почти на границе Днепропетровска находится аккумуляторный завод. Когда началась война между Россией и Украиной, завод закрылся: нет рынка сбыта. Специалисты с того завода приехали работать на «АйПауэр». Этот завод по мощности аккумуляторов покрывает потребность Республики Беларусь в четыре раза. Если бы я строил такой завод, я бы изначально нашел рынки сбыта. Однозначно, что в Европу Лемешевского с его аккумуляторами никто не пустит. Но уже заключены соглашения с Ford и Volkswagen, которые собирают в России. Туда устанавливают аккумуляторы «Первой аккумуляторной компании». Польше такой расклад не по вкусу: они сами хотели бы доукомплектовывать автомобили и продавать их сюда. Вот маркеры, которые, я полагаю, позволят вам сформировать свое представление о ситуации.

Мы слушали Алексея почти два часа, и основная суть его высказываний на самом деле сводилась к тому, что завод расположен и функционирует в рамках законодательства и постарается сделать все, чтобы за эти рамки не выходить, а активисты действуют стихийно, неэффективно и ничего в итоге не добьются. Противники завода считают Алексея рупором «АйПауэр», проплаченным «троллем» и убеждены, что у него есть финансовые отношения с компанией.

На этом месте мы завязываем с болтологией, конспирологией, социологией и бытописанием жизни активистов, отвлекаемся от всех побочных явлений, какими бы интересными они ни были, и переходим к непосредственной сути вопроса: заводу и его выбросам.

Самый экологичный завод в мире?

Мы провели на заводе шесть часов. Надо отдать должное представителям «АйПауэр», они проявили недюжее терпение, пытаясь ответить на все наши вопросы. Процесс производства аккумуляторов раскрывается на видео в начале статьи. Здесь мы не будем подробно останавливаться на каждом узле производства.

Осветим только главные вопросы. Один из них — это годовые выбросы в 3 килограмма свинца, заявленные владельцем завода Виктором Лемешевским. Активисты уверены, что реальные выбросы превышают заявленные в сотни раз. Чтобы понять, какие цифры ближе к реальности, мы задали представителям «АйПауэр» такой вопрос:

— Существуют ли другие заводы по производству аккумуляторных батарей, которые выбрасывают 3 килограмма свинца в год при таких же мощностях?

— Такие заводы существуют, — ответил поначалу директор «АйПауэр» Сергей Мельникович. — В Украине в том числе. Я не могу назвать число выбросов, потому что такая информация для любого завода закрытая. Можете сделать запрос на любой завод, и посмотрим, как они вам ответят.

Мы могли бы выбрасывать 120 килограммов свинца в год. Но проект разрабатывался под площадку «Великого камня», где нам поставили условия, что санитарно-защитная зона предприятия должна быть не более 300 метров. Поэтому мы и пошли таким путем: подбирали и технологию, и оборудование для того, чтобы вписаться именно в такую зону. В Бресте санитарно-защитная зона — 500 метров, и в нее мы вписывались с большим запасом. Но уже не меняли ни технологию, ни очистные установки, которые были разработаны под первоначальный проект.

— Повторю вопрос: знаете ли вы хоть один завод в мире, который был бы аналогичным по выбросам?

— Я знаю. «АйПауэр». Устраивает вас такой ответ? Я не могу сказать, есть ли другие такие заводы.

— Вы мне только что сказали, что они есть.

— Я могу говорить только про свой завод. Он подтверждает свои паспортные данные. Да, мы изучали другие заводы, но нам никто не предоставлял доступ к экологической информации. Поэтому я не могу оценить, является ли «АйПауэр» самым экологически чистым заводом в мире.

Для того чтобы услышать независимое мнение, мы обратились на кафедру электрохимических производств БГТУ и попросили ее заведующего Александра Черника ответить на похожий вопрос: может ли завод с такими мощностями выбрасывать столько, сколько заявил «АйПауэр»?

— Все зависит от системы очистки. Безусловно, выбросы можно сократить до 3 килограммов в год. Вопрос лишь в экономической целесообразности. Я не знаю, существуют ли заводы, которые при таких мощностях выбрасывают 3 килограмма свинца в год. Я знаю только то, что белорусские экологические нормы по выбросам гораздо жестче, чем в Польше или Германии. Предельно допустимая концентрация свинца и других вредных веществ, установленных законом, у нас в десятки раз ниже, чем в европейских странах. И заводы вынуждены под это подстраиваться. Поэтому я не считаю абсурдными высказывания о том, что белорусский завод «АйПауэр» оказался среди передовых по экологичности. Но, насколько мне известно, данные по выбросам в атмосферу в Европе — это открытая информация, законодательство обязывает заводы публиковать ее.

«Выбросы в сотни раз больше заявленных»

Активисты проанализировали результаты забора почв в районе завода до (3,8—7,0 мг/кг) и после (13,3—13,9 мг/кг) его пусконаладки и пришли к выводу, что выбросы составляют не 3, а 1000—1200 килограммов свинца в год. Но пробы отбирали разные ведомства: в первом случае — Полесский аграрно-экологический институт, во втором — Республиканский центр аналитического контроля в области охраны окружающей среды.

Вот как разницу в пробах комментирует Николай Михальчук, директор института. Исследование проводилось 01.10.2018 — в санитарно-защитной зоне завода и за ее пределами было отобрано 60 проб почвы.

— В 2018 году мы создали систему локального биохимического мониторинга на территории СЭЗ «Брест» (площадка «Аэропорт») с 60 точками отбора почвенных образцов, на некоторых отбираются и образцы растительности. Эта территория охватывает примерно 18 квадратных километров. Я не сторонник, не адвокат «АйПауэр». Я просто стою на позиции объективности. И то, что говорят активисты, будто за два месяца концентрация свинца в почве увеличилась вдвое, — это чушь и бред. На прошлой неделе мы отобрали повторные образцы в пределах санитарно-защитной зоны. Содержание свинца в почве даже немного снизилось.

— Почему лаборатория РЦАК провела отбор образцов почвы в пределах той же самой промышленной площадки и получила 13,3—13,9 мг/кг?

— Не знаю, нужно к ним обращаться и сопоставлять те методики и приборы, с которыми работаем мы и они. Среднее содержание свинца в почвах фоновой территории Брестской области в 2014 году составляло 4,1 мг/кг. В целом по Беларуси — 4,6 мг/кг. Как вы считаете, чьи данные ближе к фоновым и чья методика точнее?

Мы обратились за комментарием в Минприроды, к начальнику отдела государственной экологической экспертизы Василию Коваленко, где анализировали пробы РЦАК.

— Я не могу назвать фоновое значение концентрации свинца в почвах по Беларуси или Брестской области, я в этом не специалист. Объектом исследования РЦАК была производственная площадка. Пробы почвы с нее тоже отбирались дважды: до и после пусконаладки завода. Результаты испытаний друг от друга не отличаются. Есть предельно допустимые концентрации свинца в почве: 32 для населенных мест, 40 для промышленных объектов. Превышений нет, как и тенденции к увеличению.

Мне сложно прокомментировать результаты отбора полесского института. Вероятно, снимался верхний слой, потом брался нижний, и делались такие замеры. У нас отбирается проба на 20 сантиметров, включая верхний слой. К тому же взят гораздо больший разброс точек, поэтому путем усреднения разных составов почв, наверное, получаются такие разбежки.

— Почему на поверхности почвы свинца оказалось значительно больше, чем под ней?

— Осмелюсь предположить, что довольно серьезным фактором поступления свинца в почву в целом по республике являлось использование транспорта на этилированном бензине. До 2000 года этилсвинец летел во все стороны, уходил на 100—200 метров от всяких автострад и оседал в верхнем слое почвы. С 2000 года Беларусь приняла решение запретить это топливо, но последствия могут быть ощутимы до сих пор.

Что же касается шума в цехах и журчания воды в колодцах, к которым круглосуточно прислушиваются активисты, а также рабочих, ежедневно приезжающих на нефункционирующий завод, директор «АйПауэр» ответил следующее:

— Никто не запрещает нам организовывать здесь какие-то внутренние процессы, не связанные с производством и выбросами. Никто не отключал нам электроэнергию, не перекрывал воду, не отключал газ. Мы можем запускать отдельные установки, обучая рабочих (которым уже сейчас платим зарплату) или завершая какие-то процессы. Например, водоочистная установка не может быть просто так остановлена. Если мы ее остановим, потом мы уже не запустим ее. На прошлой неделе мы осуществляли работы, связанные с консервацией. Все это время к нам приходили представители не только природоохраны, но и райисполкома, облисполкома, целая комиссия, которая проверяла, работает ли завод, и фиксировала все, что здесь происходит, — прокомментировал директор завода.

После шестичасового и довольно накаленного диалога с представителями «АйПауэр» у нас остались вопросы. Многие из них были сняты после общения с независимыми экспертами, другие так и остались открытыми. Нам не ясно, почему представители завода не смогли назвать ни одно аналогичное предприятие в мире, сопоставимое по выбросам с брестским АКБ, и почему отказались показать склад готовой продукции и не позволили сфотографировать паспортные данные фильтров, по которым можно судить об их характеристиках и степенях очистки выбросов.

Изучая нюансы работы завода по наводкам активистов, мы пришли к выводу, что «вбросов» в этой истории не меньше, чем выбросов, — от тепличного комбината с двойными дозами свинца в продукции и стремительно дешевеющих домов до утверждений, что паста для сушки электродных пластин содержит более 90% серной кислоты. Очевидно, что спор вокруг завода «АйПауэр» уже давно не про экологию.