Историю Федора записала наш журналист в США Алиса Ксеневич.

В 17 лет зарабатывал больше, чем родители

— Я вырос в творческой семье. Отец окончил ГИТИС, работал директором Могилевского областного театра. Мама — актриса, преподавала актерскую речь и сценическое мастерство в училище культуры Могилева. Вместе с братом-близнецом я с детства играл в театре, танцевал брейк-данс, окончил музыкальную школу по классу скрипки, но родители не хотели, чтобы сыновья становились артистами, и настояли на поступлении в БГУИР. Я выбрал специальность «Техническое обеспечение безопасности».

Забегая вперед, скажу, что это образование мне, по большому счету, так и не пригодилось. Я считаю, что человек может все выучить сам, кроме, может быть, медицины и юриспруденции. В БГУИР нам преподавали Delphi, в то время как я и мои сокурсники вовсю программировали на C++… Мне было западло слушать лекторов. Крутые программеры не работают в БГУИР. Они работают в хороших компаниях за большие деньги. А в университетах преподают люди с пассивным складом характера, которые не нашли себя в программировании. Зачем крутому программисту преподавать в БГУИР за 300 долларов в месяц?

Будучи студентом первого курса, я не хотел брать деньги у родителей (и с 17 лет не взял ни копейки), но на работу меня не принимали, потому что мне еще не было восемнадцати. Как-то за семейным столом дядя — водитель маршрутки — посетовал, что выезжает на работу рано, когда магазины еще закрыты, и не успевает толком позавтракать, а так хочется кофе.

Я подумал, что это отличная идея для бизнеса. Первой инвестицией была покупка двух термосов и двух банок растворимого кофе — дешевого и подороже. Я вставал в полчетвертого утра, ставил чайник, шел в душ, заваривал кофе и садился на первый автобус (04:15) и ехал до конечной, в район новостроек. Там я продавал водителям маршруток кофе по цене с десятикратной накруткой. В пять утра еще все закрыто, так что я был монополистом.

Торговля шла бойко. Опустошив термосы, я ехал в универ на пары. Иногда работал в две смены — ночью и утром. Зарабатывал 50 долларов в день — больше, чем мои родители.

Позже у этого бизнеса появился апгрейд — я стал сотрудничать с ночной пекарней, покупал у них свежие булочки и продавал по адским ценам тем же маршрутчикам. Я очень мало спал, 3−4 часа в сутки. Один раз меня просто вырубило в автобусе — сел на него в 4:15 утра, заснул и проснулся в 12 дня.

Как только появились конкуренты, дядя провел с ними беседу, и больше они на той остановке не появлялись. В каком-то смысле он меня «крышевал».

Деньги, которые зарабатывал, я вкладывал в музыку, бас-гитару купил. Когда исполнилось восемнадцать, прошел собеседование на работу в компанию «Орифлейм» кассиром. Это было прикольнее, чем кофе в грязи продавать, хоть и не так хорошо оплачивалось.

Алибасов позвал в группу «На-На»

В 2007 году я перевелся на заочку и уехал с братом покорять Москву — на кастинг проекта «СТС зажигает суперзвезду», где председателями жюри были Яна Рудковская и Дима Билан, а ведущей — Тина Канделаки. Все время, что длился кастинг, мы с братом ночевали на Белорусском вокзале. В кастинге первого тура участвовало более 30 тысяч человек со всех крупных городов СНГ.

Мы с братом математически все просчитали. Поняли, что в нашу пользу будет то, что мы близнецы.

Сделали наивный такой, дурацкий номерок, но прошли с ним в первый, второй и третий тур. Позже я узнал, что попасть в проект на общих основаниях было практически невозможно, так как каждый из членов жюри проталкивал в проект своих протеже. Мы полгода участвовали в проекте и в итоге выиграли гран-при по результатам интернет-голосования.

Пошли корпоративы, концерты, но все это исключительно плохо оплачивалось: 100−200 долларов за концерт. Мы увидели, как живут ребята, чьи имена гремели на «Фабрике звезд», — съемные квартиры на окраине Москвы, скромные гонорары, которых едва хватает на то, чтобы свести концы с концами… Если тебя не продвигает лейбл, не раскручивает продюсер, то перспективы работы в российском шоу-бизнесе очень печальны: очень быстро забывают и постепенно перестают куда-либо приглашать.

Я устроился на работу в ИТ-отдел крупной финансовой корпорации на приличную зарплату. Параллельно занимался творчеством. Однажды мне позвонил секретарь Бари Алибасова, мол, Бари Каримович хочет вас пригласить в группу «На-На». Я приехал к нему домой на беседу.

Алибасов сидел за столом в костюме и розовых носках с блестками. Участники группы «На-На» в чем-то домашнем и тапочках ходили по квартире.

Сначала мы смотрели документальный фильм о группе «На-На»: нарезки с концертов, где девушки визжат от восторга. Он спросил, сколько я хочу зарабатывать. Я ответил — 60 тысяч долларов в месяц. Видно, не на ту сумму рассчитывал Бари Каримович…

В итоге я понял, что сам по себе ТВ-проект ничего не дает. Полгода твое лицо показывают по телевизору, а дальше ты ищешь пути остаться в столице, работать в шоу-бизнесе, в свой Урюпинск никто возвращаться не хочет. У меня был бэкграунд, и я устроился айтишником. Ну, а если они ничего, кроме как петь, не умеют, кому они нужны? В российском шоу-бизнесе все не так весело, как может показаться со стороны. Я не жалею о том странном времени.

Переезд в Нью-Йорк

Как-то пришла моя девушка и говорит: «Подруга ищет преподавателя по брейк-дансу для работы в частной школе в Нью-Йорке». Помимо танцев требовалось одинаково хорошо владеть английским и русским языками. Я прилетел в Нью-Йорк, посмотрел на эту школу. По сути, заведение представляло собой центр внешкольной деятельности для детей-мажоров, у которых папы работают в Москве, а мамы живут в Нью-Йорке. Они заинтересованы в том, чтобы дети не забывали русский язык. Мне на тот момент был 21 год. Зарплата, которую мне предложили в Нью-Йорке, была в пять раз меньше московской: полторы тысячи в месяц, правда, с одним рабочим днем в неделю. Я стоял перед выбором — либо продолжать работать айтишником в Москве, либо пробовать заработать творчеством в Нью-Йорке.

Я решил, что первое я всегда успею, а второго шанса уехать в Нью-Йорк по рабочей визе может и не случиться. Договорился с принимающей стороной, что вместе со мной в Нью-Йорк приедет мой брат. Ему тоже сделали рабочую визу. Я был специалистом по брейк-дансу, брат — по хип-хопу. Один день в неделю я преподавал в школе, в остальные дни работал диджеем на русском радио в Нью-Йорке. На радио я проработал года три, потом ушел оттуда, потому что не видел путей развития для себя. Работать нужно было на очень специфическую аудиторию русского Бруклина, меня это не устраивало.

Музыкальная видеоплатформа

В 2012 году еще не было видеоплатформ, где независимые музыканты могли бы выкладывать свои музыкальные видео, получая прибыль с просмотров. И я решил создать свою платформу fdrmx.com (First Dedicated Real Music Xchange) — новые владельцы сайта поменяли концепцию, позволявшую музыкантам успешно монетизировать их творчество. Разработал сайт с минималистичным дизайном — только клипы и краткие истории к ним. Искать инвесторов не понадобилось, сайт окупился сразу, прибыль шла от просмотров онлайн-рекламы. Я в онлайн-рекламе не разбирался, но на одной из тусовок познакомился с девушкой-специалистом, которая не только обучила меня всему, но и привязала нашу платформу к компании ADOTUBE, в которой работала. Потом было большое количество рекламодателей, но они были первые, кто нас поддержал.

Целевая аудитория, на которую я работал, — люди, уставшие от мэйнстрима, артисты, желавшие зарабатывать на просмотрах своих видеоклипов. Я искал артистов, создавал подборки.

Чтобы сделать контент привлекательным для рекламодателей, привлекал уже раскрученных артистов, чтобы они позволили размещать их контент на платформе. Отправлял по 100 электронных писем в день, из ста артистов отвечало три.

Это была непрерывная работа, я практически не спал, но дело пошло. Первый чек (доход от онлайн-рекламы за месяц работы платформы) был, как сейчас помню, 4700 долларов.

Через год я зарабатывал уже до 80 тысяч долларов в месяц. 30 тысяч покрывали расходы — аренда офиса, зарплата сотрудникам. Остальные деньги я вкладывал в развитие бизнеса. Все шло хорошо, пока VEVO — известная платформа, заточенная под уже раскрученных артистов, привязанных к лейблам, — не начала работать с независимыми музыкантами. Конкурировать было бессмысленно, и я продал компанию за 80 тысяч долларов. Мне было 26 лет.

«5 лет жесткого стартаперского образа жизни отнимают у тебя все»

Следующим моим стартапом стал сайт PPcorn с блогами и вирусными статьями вроде «Кем ты был в прошлой жизни», «10 признаков того, что отношения не работают» и музыкальными обзорами. Англоязычный контент. Я нанял порядка ста фрилансеров, которые мне эти статьи писали. Позже запустил русскоязычную платформу с похожей концепцией. Была, например, рубрика коротких интервью со звездами «Данетки», где они отвечали «да» или «нет» на дурацкие вопросы типа «Поете ли вы в душе?». У нас побывали многие российские селебрити, включая Иосифа Кобзона. У меня до сих пор хранится ответ на запрос об интервью с подписью Кобзона и благодарностью за проявленный интерес.

Но в целом проба была неудачная, так как рынок онлайн-рекламы в России не развит, затраты не окупались. Тогда сделал ставку на развитие американской платформы. Портал Buzzfeed, имевший ту же концепцию, что и мы, начал убивать конкурентов после трех раундов инвестиций суммой в полмиллиарда долларов от NBCUniversal и Andreesen Horowitz. Я понял, что мы не потянем конкуренцию.

Buzzfeed убил PPcorn. Популярность портала резко пошла вниз. Я продал свое детище за сумму более 100 тысяч долларов.

Сайт под таким названием работает до сих пор. Можно было бы и больше выручить, но я очень устал к этому времени. Ответственность за развитие и жизнеспособность бизнеса лежала исключительно на мне. Фрилансеры заказ выполнили, деньги забрали и ушли, судьба портала их беспокоит мало. А у меня — никакой личной жизни, ночевки в офисе, работа по 24 часа в сутки. В какой-то момент понял, что становлюсь психопатом. Поэтому и продал проект так быстро.

Пять лет жесткого стартаперского образа жизни отнимают все, что у тебя есть. Постоянно происходит какой-то дурдом — то сервер упадет, то статья с идентичным названием появится на сайте конкурента.

Какие выводы о бизнесе после этого я сделал? Общие схемы, за которыми не стоит личности, потерпят фиаско в любом случае, потому что есть крупные компании-монополисты, которые в лучшем случае тебя перекупят (если у тебя есть что-то интересное), а в худшем — за два дня сделают похожий концепт, но гораздо круче.

С братом в плане бизнеса наши пути разошлись. Он живет в Сан-Франциско и занимается криптовалютой. Я же продолжаю вкладывать в творчество.

Как я стал Frea King

Сейчас я выступаю на сцене — в жанре rockrap. Год назад запустил YouTube-канал Frea King, где знакомлю русскую и американскую аудитории (повествование дублируется на двух языках) с представителями рэп- и рок-культуры США и России. За первый год существования канала у меня появилось более 60 тысяч подписчиков, выпуски набрали свыше 12 миллионов просмотров.

Frea King — это мой творческий псевдоним и… официальные имя и фамилия. При получении американского гражданства дается возможность смены имени и фамилии. Я пошел на это, потому что никто в Америке не может выговорить мое имя.

Родители были не в восторге, но смирились и с этим выкрутасом. Они вообще всегда меня поддерживали.

«Freaking» в переводе с английского сленга — «чумовой», «чертовский». Слово также используется как эвфемизм матерному «fucking». Последнее в США вездесуще и употребляется не только в качестве ругательства, но и для усиления экспрессивности речи.

Еще один мой новый проект носит название RockRap: я снимаю интервью с рок-музыкантами и рэперами. Героями проекта были Маша Макарова («Маша и Медведи»), Женя Минковский («Нервы»), Лигалайз, «Ногу Свело!», участники лейбла Black Star и другие.

На днях я объявил о запуске собственной медиакомпании MusicSnake Media в Нью-Йорке. Я считаю, что хорошо знаю, как создать что-то с нуля, и готов консультировать артистов и медиапартнеров по всем вопросам, связанным с созданием и продвижением продукта от А до Я (аудио-, видеопродакшен, лицензирование, маркетинг и менеджмент).