Наше интервью Кристина Орбакайте назначает у себя дома в центре Москвы. Это и подкупает, и удивляет одновременно — все-таки не каждый артист пускает журналиста на свою территорию. Впрочем, Кристина сама когда-то пела: «Пусть говорят, я снежная, а я нежная… Пусть говорят, холодная, а я модная и свободная».

И все-таки не похоже, что вы легко подпускаете к себе людей. Или это обманчивое впечатление?

Раньше, конечно, связи легче налаживались. (Улыбается.) Не то чтобы круг общения был шире, просто сами отношения между людьми были проще — мы были молодыми и беззаботными. Когда мы начинали, то испытывали огромную тягу к общению друг с другом. Очень много было сборных концертов, сборных гастролей с артистами самых разных жанров: и рок, и поп, и классическая музыка, и балет, и театр… И люди были разных возрастов, с разным опытом, разными убеждениями и взглядами, ни на кого не похожие, и это было невероятно интересно.

Мы все вместе варились в одном котле, очень дружили, никто не делился на группы. С одной стороны, появились молодежные музыкальные фестивали, и в то же время можно было приехать на «Кинотавр» и оказаться в одной компании со знаменитыми актерами и режиссерами. Многих из них уже нет с нами. И какое это было счастье, что мы могли рядом с ними просто сидеть за обедом и часами слушать их рассказы. Поэтому раньше я легко сходилась с людьми — была такая душевная необходимость.

И творческая необходимость, наверное? Но вопрос был про чужих людей, не связанных с вами общим делом.

На самом деле мы и с поклонниками, например, так общались. Не было же тогда социальных сетей. В каждом городе были фан-клубы, преданные фанаты, многих из которых мы уже знали в лицо. Некоторые из этих поклонников стали потом помощниками — далеко ходить не надо. (Кристина, улыбаясь, кивает на своего пресс-секретаря Дарью Бурлакову.) Но наверное, с годами, когда на чем-то обжигаешься, в чем-то обламываешься, то устаешь от обильного общения. Да и атмосфера в творческой среде немножко поменялась, всё стало кланово очень. Все стали осторожно друг к другу относиться. Даже те, с кем ты был когда-то близок. Это объяснимо: у каждого теперь своя колея, своя жизнь, семья. Мы растем, задачи становятся сложнее, семьи — больше, заботы, творчество. Поэтому, конечно, сейчас я уже не такая общительная, как двадцать лет назад. У меня есть свой круг друзей, родственников и коллег, общение с которыми доставляет мне удовольствие.

Есть коллеги, с которыми я встречаюсь по надобности, есть те, с кем я всегда рада встретиться. У меня же и коллеги по эстрадному цеху, и коллеги по кино, и по театру. Последние полгода я так редко бывала дома… Всё мое время было посвящено подготовке к новому шоу «Бессонница», и бывать дома стало для меня роскошью. Поэтому, когда есть возможность, провожу время здесь. Мне иной раз лень пройти два шага до ближайшего кафе или ресторана, проще назначить встречу дома.

А что вы обычно делаете дома?

А ничего! Просто живу! (Смеется.) Ну, во-первых, я провожу время с дочкой, потому что мы тоже безумно друг по другу скучаем. Хотя многие думают, что она живет за границей, что я вообще мать-кукушка — подбросила дочь родственникам. На самом деле Клавочка в Москве, с нами, она здесь учится, точнее, ходит в садик, но относится к этому серьезно, как к школе. И у нее достаточно плотный график: кроме школы, она ходит на балет, а теперь уже и на музыку. Нам частенько приходится с ней расставаться, когда мне нужно уезжать на гастроли, поэтому она очень переживает. Но когда я в Москве, то утром провожаю ее в школу, потом у меня есть время, чтобы сходить на спорт, заняться своими делами. Вечером, если у меня нет репетиций или съемок, мы вместе играем, читаем, обсуждаем текущие дела. Но такие свободные дни бывают у меня от силы один или два раза в месяц, и пролетают они очень быстро. Вроде была занята целый день, а потом думаешь: а что же я делала?

Вы сказали, что Клавдия переживает, когда вы уезжаете на гастроли. Вы должны понимать ее чувства как никто другой, и, наверное, у вас есть ответы на многие ее вопросы.

Она уже даже не задает вопросов. (Смеется.) Я с ней переживаю третью серию этого грустного кино. И было такое, когда дети цеплялись мне за ноги: «Мамочка, не уходи, мамочка, не уезжай!» Это всегда берет за душу, хочется всё бросить и остаться дома. И я так же выступала, такие же истерики устраивала маме, и она тоже находила какие-то слова. Но Клава же не просто не хочет меня отпускать — ей хочется быть со мной, ей хочется выступать на сцене. В ней есть творческий потенциал, и хотя она очень стеснительная, но в душе мечтает совсем не о закулисье. Поэтому ей вдвойне обидно: мало того что я уезжаю, так еще и уезжаю выступать! «А сейчас ты где?» — это первый вопрос, когда мы на связи. Ей надо конкретно знать, в каком я месте — в гостинице или в самолете, в машине. Она очень пристально за мной следит. (Улыбается.) Поэтому, когда есть возможность, мы проводим всё свободное время вместе — отпуск, выходные.

Бог подарил мне еще одно чудо, и уже хочется, конечно, больше наслаждаться моментом. Когда пацаны росли, я много работала, искала себя. А они так быстро выросли, такие самостоятельные стали. И Никита, и Дени… С Клавой хочется уже не упустить какие-то вещи. В марте ей исполнится пять. И то ли время так быстро летит, что мы не заметили, но как-то скоро она стала совсем взрослым человеком.

У вас нет ощущения, что у вас один ребенок, а двое старших уже давно сами по себе?

Порой есть. Я недавно меняла российский паспорт, и в графу «дети» мне вписали одну Клавдию. Я удивилась: а эти двое как же? А типа после восемнадцати по закону они уже не считаются. (Смеется.) Конечно, когда мы собираемся все вместе, я испытываю ни с чем не сравнимое материнское счастье — это и радость, и умиление, и гордость. И мне всё время хочется снимать их на телефон, чтобы запечатлеть момент. Недавно мы все вместе отдыхали в Майами. Никита о чем-то пошутил, а Клава смеялась, всё повторяла его шутку, и веселье продолжалось… Я схватила скорее телефон и стала снимать.

И как же наши мамы жили без камер?

Не знаю. (Смеется.)

Кристина, а сыновья, хоть они и самостоятельные, наверное, спрашивают вашего совета?

Нет, для этого они слишком самостоятельные. Их иногда даже раздражает, если я даю какие-то советы. И если Дени у нас дипломат — он говорит «Да, мамочка, хорошо» и либо прислушивается, либо тихо делает по-своему, — то Никита достаточно определенно заявляет: «Я знаю, что делаю!» Никита у нас вообще весь в творчестве, весь в процессе, в поиске себя. Он идет своей, независимой дорогой.

А вы сами так маме никогда не говорили?

Говорила, поэтому и не кипячусь, не обижаюсь, я понимаю, что была абсолютно такой же. И этот юношеский максимализм, когда «я сама всё знаю, вы ничего не понимаете», — это логично, это нормально. Ты ничего не можешь сделать, потому что он уже личность, он существует отдельно от тебя и поэтому волен поступать как считает нужным. Зачем взрослого человека, если ты хочешь, чтобы он был самостоятельным, подавлять? Мы лишь высказываем свое мнение,а дальше уже как хотят. Есть же такой анекдот. «Ребенок проживает четыре стадии. Первая — «Мама знает всё!». Потом проходит время и наступает стадия «Мама что-то знает». Третий этап — «Мама ничего не знает!» и четвертый — «Мама была права». Вот мы сейчас с Клавой на первом этапе, с Дени на втором, с Никитой у нас «Мама ничего не знает!», а у меня с мамой — «Мама была права». (Смеется.)

Знаете, я наблюдала за вами на премии ОК!, когда Владимир Пресняков говорил со сцены, что в интервью, которое он давал Вадиму Вернику вместе с Никитой, они рассказали больше, чем знали о себе до этого. Вы с такой неподдельной теплотой следили за этой мизансценой! Вообще кажется, что, если бы Владимир Пресняков не был вашим мужем, он мог бы быть вашим братом.

А нас так всегда и звали: «братик и сестричка». И мама, когда мы с Вовой были еще вместе, говорила, что мы больше брат и сестра, чем муж и жена.

Вам, видимо, удалось сохранить вашу семью на каком-то новом уровне. В этом больше женской или мужской мудрости?

Мы были такие молодые, когда расставались, поэтому у нас не было конфликта как такового. Но год, наверное, мы очень тяжело это переживали. И был момент, когда мы с Вовой еще раздумывали, а не погорячились ли мы, может, стоит всё вернуть… Это я была больше инициатором расставания, но в итоге мы оба пришли к выводу, что всего уже не вернешь. Да и зачем? Это было такое большое первое чувство, первая любовь.

Конечно, первое расставание стало серьезным стрессом и для него, и для меня. Жизнь пошла по-другому, всё перевернулось. Но мы остались в дружеских, теплых отношениях. А во втором моем браке (с бизнесменом Русланом Байсаровым. — Прим. ОК!) было немножко потяжелее. Но мы прошли этот этап, наверное, больше благодаря нашему дипломатичному Дени. И до сих пор мы поддерживаем такие же дипломатичные отношения.

Когда в вашей жизни появился Михаил Земцов, Никита был подростком, а Дени — совсем маленьким. Михаилу, наверное, было непросто, или он легко нашел с ребятами общий язык?

Наверное, ему было непросто, но он изначально не собирался заменить им отцов и не говорил: «Зови меня папой». Нет, вообще такого не было, даже в мыслях. Естественно, случались ситуации, когда нужно было воспитывать детей, и Миша правильно говорил: «Тут должны родные отцы принять участие в воспитании». То есть он никогда не лез со своими нравоучениями. Он вообще такой очень ненавязчивый в общении человек. Он стал им другом. И поэтому они его сразу стали воспринимать как человека, к которому можно обратиться с вопросом, за советом. Когда у мальчиков начиналась стадия «Мама что-то знает», Миша мог им по-мужски чем-то помочь. И надо сказать, очень помог: это он посоветовал Никите поехать в Нью-Йорк учиться в New York Film Academy. Это решение, как мне кажется, очень повлияло на Никиту, изменило его даже в какой-то степени. Учеба стала для него прекрасной школой и в профессиональном плане, и по жизни: он жил один, в общежитии, сменил обстановку по полной, прекрасно выучил язык.

Он всегда торопился стать взрослым, и ему хотелось учиться не просто чему-то, а тому, к чему его тянет. И вот угадали с этим выбором, он действительно очень многое ему дал. Я считаю, это Мишина заслуга. Денька сам всё выбирает, сам всё учит и всё сдает, в этом плане ему не нужны были советчики. С детьми всегда интересно поговорить: мы обсуждаем какие-то фильмы, сериалы, музыку, они нам что-то советуют, мы им — у нас такой двусторонний обмен мнениями. По сей день, бывает, ребята звонят: «Мам, привет, как дела? А можно Мишу к телефону?»

В одном вашем давнем интервью (это было еще до встречи с Михаилом) вы говорили, что никогда не зависели от своих мужчин финансово. Такая была у вас принципиальная позиция. Хорошо, конечно, не сидеть у мужчины на шее, но он же должен чувствовать себя добытчиком.

Тут должен соблюдаться баланс. Я это говорила, когда одна воспитывала двоих сыновей и мне приходилось пахать по двадцать концертов в месяц. Тогда да, я была такой независимой сильной женщиной. Но я в первую очередь не хотела сидеть на шее у мамы. «Да зачем тебе работать, сиди уже дома!» — говорили мне. Просто такое положение вещей не в моем характере. Сиди дома, рожай детей, наслаждайся жизнью, ходи по салонам красоты — это всё не про меня, мне всегда хотелось чего-то большего, не в плане что-то доказать другим, а в плане самореализации. Может быть, это не было бы оценено, но это была моя отдушина, моя история. Мое творчество, которое многим приносит радость, мне не только доставляет удовольствие, но и позволяет быть независимой.

Вы перестали быть сильной женщиной, когда появился Михаил?

Да, и это случилось в нужный момент — в момент, который бывает у каждой женщины после тридцати лет, когда уже есть дети, когда ты чего-то добилась и «я такая крутая, мне никто не нужен». Любой железной леди с волевым характером, с принципами, с идеями нужен мужчина… Опора, на которую можно переложить часть дел. Чтобы не за всё отвечать самой. Потому что мне приходилось не только творчеством заниматься, но и детей воспитывать и все-все бытовые проблемы решать самостоятельно. А когда есть надежное плечо, то часть головы освобождается. Дышать становится легче.

Недавно вы выложили у себя в аккаунте новость о том, что Михаил на борту самолета повел себя геройски: вместе с другом задержал дебошира. Это, наверное, безумно приятно — гордиться своим мужем?

Безусловно! Это было так странно и необычно.

У него такой интеллигентный вид…

А что делать, пришлось защищать стюардесс, потому что на борту не было ни одного стюарда. Да, Миша такой: сидит-сидит, а потом как выступит! У меня в тот день были съемки в Москве, он улетел по делам, должен был приземлиться и позвонить, а звонка всё нет и нет. Я разволновалась. Но потом он позвонил, рассказал эту историю. Больше всего его возмутило, что им пришлось ждать неторопливых французских полицейских, потому что всех пассажиров отпустили, а их вместе с этим дебоширом еще полчаса держали на борту. Ну, мы поговорили, посмеялись и забыли, я уехала на гастроли. Но тут Миша присылает мне какую-то ссылку: оказывается, одна из стюардесс сняла видео на телефон и в новостях прошел сюжет. После этого я сделала скриншот и решила написать про это сама. Он даже не знал, что их снимают, что вдруг у этой истории будет огласка. На самом деле в данных случаях авиакомпании как-то премируют своих пассажиров, по крайней мере говорят спасибо. Тут, в «Аэрофлоте», никакой реакции.

Может, считают, что пиар — это уже похвала?

Но не для Миши. Он очень стеснительный и этого не любит.

Как же он с вами живет?

Тяжеловато ему пришлось вливаться в мою жизнь, и с годами становится еще сложнее. Если раньше внимание прессы для него было в новинку, ему было интересно, то сейчас и не в новинку, и не интересно. Миша человек совершенно другого круга. Он понимает, что всё это издержки моей профессии и моего образа жизни, но он, скажем так, не всё принимает в нашем бизнесе, не со всем согласен.

Мы с вами начинали наш диалог с того, что у вас пропала легкость, с которой вы раньше заводили новые знакомства. Может, просто с появлением Михаила отпала такая необходимость?

Отчасти да. Во-первых, потому что некогда: дела, гастроли, съемки. И устаешь, и опять-таки хочется, когда приезжаешь домой, не бежать на какую-то тусовку, а просто посидеть дома. А если кто-то из детей в этот момент может с тобой «посидеть», это вообще замечательно. Или вариант — поехать всем к маме. Мы ужасно скучаем, а поскольку она живет за городом и туда еще надо добраться, мы стараемся хотя бы выходные проводить вместе. И поэтому всё общение действительно ушло в такое домашнее времяпрепровождение, и оно, конечно, перевешивает.

Но я понимаю, что наша ярмарка тщеславия — не пустая трата времени, я живу и не тужу и принимаю всё это, хотя иногда хочется ненадолго отойти в сторону. А поскольку я по знаку зодиака Близнецы, то у меня это легко получается.

Недавно в Instagram вы выложили мамину фотографию и свою из фильма «Виват, гардемарины!». Вы там с ней безумно похожи. А наверное, было время, когда не хотелось быть похожей на маму?

Нет, наоборот, меня все всегда доставали разговорами: «Уж так непохожа! Как она посмела, как так получилось!» И внешность, и голос, и поведение, и всё вообще было совершенно не в маму. И поэтому у меня никогда не было комплекса, что я на нее похожа, потому что все кругом постоянно убеждали, что я — «антимама». И только сейчас вот всплывают такие фотографии или появляются с возрастом какие-то жесты, манеры — то, что ты не можешь отрепетировать. Это какие-то генетические вещи. Мне начинают вдруг говорить: «О, вот сейчас как мама сказала! Сейчас как мама спела!» А раньше я была вылитый папа.

Все ваши дети носят разные фамилии: Никита — Пресняков, Дени — Байсаров, Клавдия — Земцова. И они все разные. Но наверняка в каждом из них есть ваши черты.

Ну конечно! Никита, наверное, похож характером, хотя я и не такая взрывная, как он. (Смеется.) А Дени другой, он рассудительный, спокойный, и этим тоже похож на меня. Поскольку я Близнецы, то Дени — это одна сторона меня, а Никита — другая. (Смеется.) А Клавочка… Поживем — увидим, что называется. Внешне она тоже не слишком в меня: я в детстве была беленькая, выгоревшая блондинка, а она темненькая, русая, и, естественно, с первого взгляда все говорят, что она папина дочь. Но если сравнивать мои детские фото и ее — абсолютно моя копия.

А характер чей?

Характер у нее бабушкин. Она Овен. Мама так и говорит: «Это моя, моя капля». «Моя капелька» — она так ее называет. «Я знаю, как с ней общаться», — часто повторяет мама. Когда Клавдия приезжает к ней на выходные, они проводят беседы. Мама вообще любит со всеми побеседовать — с Никитой, с Дени… У нее такая манера: ей нравится поговорить с ними о жизни, ее интересуют их вкусы, что они смотрят, что слушают. И им всегда есть о чем поразмышлять.

В Майами вы отдыхали всей семьей. Никита был со своей девушкой. Кристина, скажите честно, вы готовы к роли свекрови?

Давно уже! Человеку двадцать пять лет, почему нет?! Когда я рожала в девятнадцать, надо было думать, что рано или поздно я стану свекровью. Я же не ханжа и не такая, что держит птенцов под крылом. Да и Никита с семнадцати уже живет один, и он всегда хотел создать крепкую семью — видимо, на примере вот таких родителей. (Улыбается.) Пока он идет в этом направлении. Я очень рада его отношениям и такому вот взгляду на жизнь. С большим любопытством за ним наблюдаю. Он такой заботливый, в бытовом плане ведет себя как настоящий мужчина. Но поет много. (Смеется.) Он артист, музыкант, поэтому он всё время играет, поет, сочиняет. И это уже миссия его второй половины это всё услышать, понять, принять. Никита творческий человек, а творческому человеку в первую очередь нужна поддержка, нужен тыл. Плюс их надо хвалить, оберегать… Денька у нас пока занят учебой, он еще в поиске. Я очень хочу, чтобы мои дети были счастливы, чтобы у них были семьи, в которых их будут поддерживать и любить.

Ваше новое шоу называется «Бессонница». Дети выросли, бессонные ночи должны были уже закончиться, нет?

Честно говоря, я вообще этим не страдаю. Даже если акклиматизация, и то я достаточно быстро справляюсь. У меня, наоборот, вечный недосып. (Смеется.) Я еще со школы очень уставала, потому что была невероятно загружена. А потом то дети, то работа и дети, какая уж тут бессонница? Поспать бы подольше. У меня так: если надо спать — я сплю, надо встать — я встаю, надо лететь — я лечу.

Я люблю спать в транспорте: в самолете, в машине, в поезде — всё равно. Такой образ жизни, что организм сам мне подсказывает, как выходить из сложившейся ситуации, чтобы себя как-то собрать, саккумулировать, подготовить к концерту. А шоу я назвала «Бессонница» больше в аллегорическом смысле. Ночь — само по себе такое время суток, когда, если не спится, ты либо вспоминаешь что-то, либо мечтаешь о чем-то, грезишь. Поэтому в этом шоу я вернула какие-то свои старые песни как воспоминания из прошлого, как ностальгию, и, помимо песен, которые я исполняю сейчас, появились новые песни, как, например, ремейк песни Людмилы Гурченко «Жду».

Кристина, скажите, ваша публика с годами меняется?

Меняюсь я, и меняется публика, наверное. Просто мои зрители — они растут вместе со мной. Мы встретились, когда мне было двадцать лет, и за двадцать пять лет мы вместе изменились, целую жизнь прожили. Вместе с моими песнями, вместе с моими ролями, вместе с моими личными переживаниями или, наоборот, радостями. Поэтому многие из них воспринимают меня как свою, уже как члена семьи. Я их тоже считаю чем-то неотъемлемым в моей жизни, потому что они мои, они меня приняли, может, и не сразу, что, кстати, даже хорошо. Я считаю, что лучше дольше идти к чему-то, чем сразу взлететь и потухнуть. Поэтому я очень рада, что я им интересна, что я им не надоедаю, что люди тянутся ко мне, идут на мои концерты. Наша встреча была, так скажем, неожиданной, отношения строились неровно, как в настоящей любви, но зато верно, крепко и надолго.

Текст: Евгения Белецкая. Фото: Николай Зверков. Макияж: Кирилл Шабалин/ национальный визажист YSL Beaute. Прически: Алексанр Суконщиков/L’Oreal Paris