В тот трагический день погибло много людей. По данным правозащитников, более 500 человек. Многие, опасаясь за свою жизнь, бежали в соседнюю Киргизию.

Узбекские власти до сих пор заявляют, что стреляли по террористам, готовившим переворот.

Международные правозащитные организации оспаривают эти утверждения и призывают привлечь к ответственности виновных за андижанскую резню.

Развернувшиеся впоследствии преследования заставили многих андижанцев искать убежище в России.

Некоторые из них переехали в Москву, став трудовыми мигрантами.

Многие стараются забыть те страшные события. Почти все боятся говорить на эту тему.

Мне удалось найти молодого парня, который на условиях анонимности и после долгих уговоров решился заговорить.

Я встретилась с ним во дворике кафе напротив Кремля. Было заметно, как он нервничал во время нашей беседы.

Двадцатипятилетний Камол (имя изменено – Ред.) сказал, что он отваживается говорить на эту тему лишь в третий раз в своей жизни: “Я только рассказал отцу, потом близкому другу и всё. Не хочу даже больше вспоминать”.

В тот день, когда произошла резня, Камол со своими друзьями-студентами с утра собрался на учёбу. Из-за того что дороги были перекрыты, они решили пройтись пешком. Молодые ребята не подозревали, что через 500 метров станут свидетелями кровавой трагедии.

“До сих пор всё перед глазами, – рассказывает Камол. – Всюду кровь, убитые, раненные… Те, кто в живых остался, лежали тоже неподвижно. Такое ощущение было, как будто в кино попал. Головы лежали отдельно от тел… было жутко это видеть… А мы, как малые дети, стали почему-то собирать гильзы от патронов”.

По словам Камола, он со своими друзьями три дня провёл на площади.

________________________________________________________________________________________

Рассказ Камола:

Мы, оказывается, были патриотами. Нас было двенадцать парней, нам поручили охранять хокимият (здание местной администрации – Ред.). Мы стояли у входа и никого не пускали внутрь.

Тут приехали эсэнбешники (СНБ – Служба национальной безопасности Узбекистана – Ред), стали всех пинать, но, когда узнали, что мы охраняем здание, сказали, сделайте себе повязки, чтобы можно было вас отличить. После чего мы с друзьями разорвали шторы и сделали себе нарукавники.

Мы складывали трупы в одном месте. Всех их завёртывали в те же шторы, которые мы сняли с кабинетных окон. Сначала мы их всех собрали во дворе в одной куче.

Потом приехал КамАЗ, погрузил тела, и увёз в неизвестном направлении. После этого водителя того КамАЗа мы больше не видели. Когда в здании вспыхнул огонь, я бросился было звонить пожарникам. Но они не приехали. Сказали: был приказ свыше, пусть горит.

Из двенадцати друзей осталось семеро, остальные, испугавшись, ушли домой.

Мы – здоровые парни, спортсмены, мечтали работать в органах милиции. Поэтому частенько туда захаживали и хорошо знали многих сотрудников.

На второй день помогали им тоже до позднего вечера, а потом случайно спустились в подвал. Там увидели, как генерал и все начальство сидели и ели плов.

Мы целый день ходили голодными и после того, как они встали из-за стола, мы набросились на остатки плова. Увидев, как мы уминаем плов, генерал приказал принести нам лепёшки.

Последующие два дня в городе царил голод. Магазины закрыты. Хлеба нет. Улицы пусты, никто не осмеливался выходить. Я чувствовал страшный голод, меня всё время тошнило.

Когда добрался домой, зашёл в свою комнату. На стене висел плакат с изображением Шварценеггера с автоматом наперевес. Сам того не замечая, я сорвал его и разорвал на мелкие клочья.

До сих пор помню, как БТРы стреляли по людям… мы были по колено в крови…

На следующий день приехали поливальные машины и вымыли асфальт, по которому растекались красные лужи. Как будто ничего не было и ничего не произошло…Мне до сих пор всё это снится, как страшный сон.

Арест матери

Через несколько месяцев, летом 2005 года, Камол закончил учёбу.

Он решил подать свои документы в местные органы милиции, которым он помогал на добровольных началах во время андижанских событий. Но его не приняли.

Ему объяснили, что его не могут взять на работу в органы, потому что у его отца был российский паспорт. Несмотря на то, что он никому не сказал ни слова, он стал замечать за собой слежку.

“Я думал, что так положено, когда собираешься поступить на работу в милицию, что всех так проверяют”, – рассказывает Камол.

“Куда бы я не обращался, нигде не мог найти работу. В конце концов, смог устроиться в институт. Первой получки хватило только на новую пару брюк и туфли. А я в семье старший сын, у меня несколько младших братьев. Я так мало зарабатывал… Вместо того, чтобы помочь матери, я у нее брал деньги на проезд. Было так стыдно. Потом решил уехать в Москву. С этого всё и началось”, – вспоминает он.

“Как только уехал в Россию, посадили маму. Когда услышал об этом, я чуть не потерял сознание. Во мне всё оборвалось с её арестом”.

“Мои младшие братья остались без присмотра. В России я нигде не мог устроиться. Несмотря на то, что я окончил юридический колледж в Узбекистане, в Москве я был согласен на любую чёрную работу. Одно время пришлось поработать дворником. Когда собрался вернуться домой, мне сказали, что в Андижане на меня завели уголовное дело. Для меня это было таким ударом! За что? В чём была моя вина?!”

“Начал выяснять, что и как. Оказалось, меня обвиняли в торговле крадеными вещами и ещё повесили около десяти других обвинений. Выяснил, кто из соседей выступил свидетелем”.

“Я тут же ему позвонил и спросил, за что он меня оклеветал. “Если бы тебя тоже продержали в подвале как меня, ты бы тоже так поступил”, – сказал сосед. Но мне всё равно обидно”.

Камол работает в одном из частных цехов по выпечке узбекской самсы.

Он не скрывает своего желания пойти учиться дальше, но не может решиться.

“Я не могу ощущать себя свободным даже в Москве, боюсь говорить по телефону, всё время ожидаю, что полиция меня может сдать узбекским властям. Я никому не верю”.