Русская служба Би-Би-Си задается вопросом, когда и чем закончится эта пауза и достаточно ли ресурсов у российских военных для нового этапа конфликта? 

Заявления российского президента можно рассматривать как политические, однако не относиться к ним всерьез было бы неправильно.

До самых последних дней перед вторжением в Украину российское руководство утверждало, что скопления сил на границах — всего лишь масштабные учения. Поэтому уж теперь-то сомневаться в его решимости воевать было бы нелогично.

Тем не менее нынешняя ситуация на фронте коренным образом отличается от той, которая сложилась у границ Украины в феврале. Тогда Россия собрала внушительную военную группировку, и на все упреки и предостережения Запада Кремль утверждал, что речь идет лишь о крупных учениях.

Теперь Путин открыто говорит о военных действиях в полную силу, но дело в том, что столь же массивной группировки в районе фронта — по крайней мере, судя по открытым источникам — не наблюдается.

«Ни одна из сторон сейчас не хочет вести переговоры. И пока одна из сторон считает, что у нее есть преимущество, война будет продолжаться», — считает старший сотрудник Института внешней политики в Вашингтоне Роб Ли. Кроме того, он отмечает, что война остается достаточно популярной в России.

Может ли российская армия выполнить политическое указание президента России и начать новую кампанию в Украине?

Это большой и сложный вопрос, который состоит из нескольких менее крупных. Русская служба Би-би-си попыталась найти на них ответы.

Какой может быть новая кампания?

24 февраля Россия начала вторжение в Украину, имея на границах, по разным подсчетам, от 150 до 200 тысяч человек, включая собственные силы, а также вооруженные формирования подконтрольных ей «народных республик» — ДНР и ЛНР.

Изначально Россия, очевидно, собиралась вести совсем не такую кампанию, как та, которую можно было наблюдать в мае-июле.

В первые недели вторжения российские войска пытались быстрыми и мощными ударами прорваться к Киеву с севера и северо-востока и совершить глубокие прорывы на Донбассе и на юге со стороны Крыма.

Стратегия быстрого и сокрушительного удара нигде не была заявлена официально — об этом приходится судить на основании действий российских войск.

Такой мощный удар требует наращивания сил с тем, чтобы использовать этот потенциал для нанесения сокрушительного и полного поражения противнику. Целью подобного удара могут быть вооруженные силы, промышленные или политические центры (например, столица).

В американской доктрине такая тактика называется «шок и трепет» и предполагает не только боевые действия, но и масштабную информационную, пропагандистскую кампанию, направленную на население.

Этот элемент присутствовал и в российском вторжении — например, Путин призывал украинских военных «брать власть в свои руки».

Однако нанести такое поражение в начале конфликта не удалось. После того как войска увязли в боях под Киевом, Россия отвела их из Киевской, Черниговской и Сумской областей, сосредоточившись на боевых действиях на Донбассе.

22 апреля замкомандующего войсками российского Центрального военного округа Рустам Миннекаев заявил, что начинается вторая фаза конфликта, целями которой будут «установление полного контроля над Донбассом и южной Украиной».

Эта вторая фаза, по мнению многих, отличалась от первой коренной сменой стратегии: конфликт из скоротечного, рассчитанного на быструю и сокрушительную победу, превратился в так называемую войну на истощение, у которой нет единой военной цели.

Ее главная задача — уменьшить ресурсы противника, ослабить экономику и армию. Такой конфликт не исключает постановку чисто военных целей и задач, просто они становятся менее амбициозными.

В том случае, если российское командование изберет для будущей (после «оперативной паузы») кампании стратегию нового сокрушительного удара, ей нужно будет добиться подавляющего перевеса, собрать группировку, многократно превосходящую украинские силы на этом участке фронта.

Это довольно трудно сделать, поскольку, во-первых, конфликт продолжается уже несколько месяцев, военный механизм Украины приведен в действие и набирает обороты.

Во-вторых, благодаря разведке, прежде всего спутниковой, Киев сможет заранее определить места концентрации российских сил, собираемых для нанесения нового удара. С появлением дальнобойного и высокоточного оружия эти районы могут стать объектом ударов украинских войск.

Второй вариант — конфликт, ориентированный на истощение. Он не означает позиционной войны, в ходе него также проводятся наступления. Цели таких наступлений могут быть разными по характеру — например, окружение группировки противника, вытеснение с какой-то территории, захват промышленного центра.

Разница между двумя стратегиями заключается в том, что в первом случае надо накопить как можно больше сил перед началом удара, во втором — обеспечить в ходе ведения боевых действий постоянную и бесперебойную поставку вооружений, военной техники и личного состава для восполнения потерь.

С экономической точки зрения в первом случае можно было бы ожидать больших оборонных заказов и жесткого контроля над их исполнением. Вторая тактика предусматривает меры по стабилизации и поддержке экономики, оборонно-промышленного комплекса.

Где можно ждать наступления?

О необходимости одного мощного удара довольно много пишут различные пророссийски настроенные комментаторы в социальных сетях.

Они критикуют действия Кремля, называющего конфликт спецоперацией, обвиняют его в нерешительности и разделяют идею официального начала официальной полномасштабной войны с Украиной, объявления военного положения и всеобщей мобилизации, без которой, по их словам, военная победа в конфликте с Украиной невозможна.

Военные эксперты, которых Русская служба Би-би-си попросила прокомментировать вероятные театры военных действий в предстоящей кампании, не рассматривали сценарий нового сокрушительного удара с большой военной целью, подобного тому, который Россия попыталась нанести в самом начале вторжения.

«Крайне маловероятно, что Россия сможет захватить Киев или другой большой город — Харьков, Запорожье или Одессу», — сказал Роб Ли из Института внешней политики в Вашингтоне.

Но боевые действия с менее масштабными задачами происходить, очевидно, будут.

По словам израильского военного эксперта Давида Гендельмана, вероятными театрами можно считать сразу несколько направлений.

«Зонами особого внимания являются Харьков и Херсон. На харьковском направлении мы видим усиление группировки ВС РФ, ее недостаточно для штурма или взятия Харькова, но достаточно для сковывания большой группировки ВСУ, продвижения к городу на отдельных участках и усиления его обстрелов ракетной и ствольной артиллерией. На херсонском направлении мы тоже видим усиление российской группировки, в том числе путем переброски сил с запорожского направления», — сказал он.

Другой эксперт, из России, пожелавший сохранить анонимность, считает, что юг может быть более логичной целью для России, не уточняя, где именно может начаться наступление. Он считает, что на юге ясно видна политическая цель — отрезать Украину от моря.

«C другой стороны, украинцы анонсировали, что они на юге будут контрнаступление проводить. И в этой связи у меня тоже возникают вопросы: а правда ли они собираются там контрнаступление проводить, если они так открыто об этом заявляют? Но юг в любом случае выглядит перспективней, потому что там можно добиться целей не только военных, но и политических», — заключил он.

Давид Гендельман уточняет, что положение российских войск под Херсоном осложнено: «Это слабое место российской обороны по географическим причинам, из-за ограниченных возможностей снабжения по двум мостам через Днепр. ВСУ постоянно поддерживают там оперативное напряжение и ведут мелкие контрнаступательные действия, поэтому ВС РФ должны усиливать группировку, чтобы не потерять Херсон и иметь возможность для своих наступательных действий».

«Вообще весь южный фронт ВС РФ имеет более низкие оперативные плотности, потому что основная масса сил сосредоточена на Донбассе, поэтому ВСУ имеют больше возможностей там наступать, и, соответственно, ВС РФ должны это учитывать и усиливать участки по возможности», — добавил эксперт.

До последнего времени самыми напряженными были бои на Донбассе. Давид Гендельман говорит, что Донбасс может остаться главным направлением, поскольку захват всей Донецкой области уже был объявлен как цель.

С ним согласен Роб Ли — он и вовсе считает, что масштабное наступление России за пределами Донбасса крайне маловероятно.

Он указывает на то, что это требует большого количества хорошо укомплектованных подразделений, в то время как российские войска сейчас пополняются в основном людьми, заключившими краткосрочный контракт.

«Проблема в людских ресурсах. У них не так много подразделений, которые могут эффективно проводить наступательные операции. Их лучшие войска — на Донбассе, и это значит, что в других местах они вряд ли способны на многое», — подчеркивает Ли.

Где взять пополнения?

Людские ресурсы, о которых говорит американский аналитик, действительно большая проблема для России, как и для Украины.

В своей аналитической сводке от 12 июля министерство обороны Великобритании писало, что «нехватка личного состава российских вооруженных сил может вынудить минобороны России прибегнуть к «нетрадиционным способам комплектования».

«Это включает в себя вербовку заключенных российских тюрем для частной военной компании «Вагнер». Если это правда, то такой шаг, скорее всего, свидетельствует о трудностях с восполнением значительных потерь, понесенных российской армией», — говорится в сводке, подготовленной разведкой британского оборонного ведомства.

Люди понадобятся России в любом случае, какую бы стратегию она в результате не избрала. Сторонники «сокрушительной победы над Киевом» говорят, что такая победа невозможна без всеобщей мобилизации.

«Война на истощение» требует меньше ресурсов, и, как отмечает Роб Ли, до сих пор людей хватало.

«Я помню, что в мае многие задавали вопрос: может ли эта кампания продолжиться без всеобщей мобилизации. Так вот, ее не было, а война принесла России успехи. Но остается вопрос: будет ли им хватать людей через несколько месяцев?» — говорит эксперт.

По словам Давида Гендельмана, для достижения более масштабных военных целей в долгом конфликте людей уже не хватает.

«В идеале в чисто военном смысле массовая мобилизация, пусть даже не всеобщая, нужна давно, потому что имеющихся ресурсов хватает в лучшем случае на медленное продвижение на узких участках. Но, как уже не раз говорилось, массовая мобилизация в России — это резкий политический шаг, которого всеми силами стараются избегать и обходятся ресурсами в виде добровольцев всех мастей, мобилизации на территории ЛДНР и сколачивания дополнительных БТГ из состава кадровой армии», — говорит он.

К политической проблеме всеобщей мобилизации, о которой говорит Гендельман, добавляется и организационная. О ней рассказал российский эксперт.

«Механизма, который позволяет у нас быстро призвать из запаса большое количество военнообязанных, их быстро обучить и поставить под ружье, у нас сейчас нет. Есть возможность ограниченной мобилизации, но, насколько мы можем судить, она и происходит. В принципе, известно, что многим, в том числе и уволившимся в запас, предлагают заключить краткосрочные контракты. Людям из военкоматов звонят, письма пишут, кто-то соглашается. Это касается всех практически видов вооруженных сил, от сухопутных войск до летчиков», — рассказал он.

Хватит ли России боеприпасов?

Российская армия потребляет огромное количество боеприпасов — по подсчетам украинской версии журнала «Форбс», в разгар боев за Донбасс за сутки расходовалось около двух тысяч тонн снарядов.

Военный эксперт Виктор Мураховский в своем телеграм-канале указывает, что один мотострелковый батальон на БМП-3 расходует свой боекомплект в среднем за день боя, при этом его возимый/носимый боезапас составляет более 80 тонн.

Снизить расход снарядов при существующей тактике практически невозможно. По оценке Давида Гендельмана, «в целом продвижение ВС РФ на фронте происходит за счет преимущества в огневой мощи, что прямо зависит от подвоза и расхода большого числа боеприпасов».

Этих запасов, по его словам, России на ближайшее время хватит, однако возникает проблема с доставкой в войска: «Так как телепортацию еще не изобрели, боеприпасы складируются в ближней и дальней прифронтовой зоне после доставки железнодорожным и автомобильным транспортом и поставляются в подразделения автотранспортом с этих складов».

Главной слабостью российской артиллерии является «логистическое бремя», говорится и в докладе Королевского объединенного института оборонных исследований (RUSI) в Лондоне.

Самих боеприпасов, как говорится в документе, России хватит надолго: «Вдобавок к обширным запасам, оставшимся со времен Советского Союза, которые только предстоит израсходовать — по некоторым оценкам, их достаточно еще на несколько лет, — российская оборонная промышленность обладает значительными возможностями для производства артиллерийских снарядов».

Но проблемы начинаются, когда их доставляют к месту боевых действий. «Полевые склады боеприпасов на уровне дивизий и бригад остаются большими, и их легко различить, трудно скрыть или обезопасить, и на их перемещение требуется много времени», — считают британские эксперты.

Проблема складов

При таком большом расходе снарядов перед началом новой крупной кампании российская армия будет вынуждена решить острую проблему, которая встала перед ней в последние недели.

После того как украинцы получили и освоили западную дальнобойную артиллерию, они принялись наносить ощутимые удары по военным базам, командным центрам, складам топлива и боеприпасов в глубине российской обороны.

По подсчетам BBC News Украина, за последние две недели в результате обстрелов уничтожены как минимум 15 крупных тыловых объектов российских вооруженных сил.

Возможностей решения этой проблемы у России может быть несколько:

• Усилить противовоздушную и противоракетную оборону, средства радиоэлектронного противодействия.
• Наладить контрбатарейную борьбу, задействовать для уничтожения дальнобойных средств противника авиацию и диверсионно-разведывательные группы.
• Уничтожить или перерезать пути поставок боеприпасов для украинских систем.
• Использовать подземные склады, применять средства маскировки.
• Отодвинуть крупные военные объекты, в первую очередь — склады боеприпасов, в еще более глубокий тыл, куда не достанет украинская артиллерия.

Но в нынешней ситуации ни один из этих способов сам по себе гарантированно проблемы не решает.

Насыщенность средствами ПВО/ПРО/РЭБ российской армии в Украине и так довольно высока. Но эффективность этих средств вызывает вопросы — американские HIMARS, как показывает практика, преодолевают российскую противовоздушную оборону.

К тому же в распоряжение вооруженных сил Украины поступает не только ракетное оружие, но и высокоточные дальнобойные снаряды.

8 июля стало известно, что в очередном транше американской военной помощи Украине будут некие 155-миллиметровые высокоточные боеприпасы. Какие именно, официально не сообщается, однако в прессе сочли, что это могут быть снаряды M982 Excalibur с повышенной точностью и дальностью, увеличенной с 40 до 57 километров.

M982 Excalibur могут применяться германскими самоходными артиллерийскими установками PzH 2000 или американскими M109A3GN, которые уже находятся в Украине.

Возможно, ими не получится стрелять из гаубиц М777 — на кадрах с этими американскими гаубицами, распространяемых украинскими официальными и неофициальными источниками, фигурируют орудия без специальных блоков, которые обеспечивают стрельбу высокоточными боеприпасами. Однако подтверждения отсутствия таких орудий в Украине тоже нет.

Но даже обычные 155-миллиметровые снаряды могут бить на 40 км, а из некоторых артиллерийских систем даже дальше. Сбить артиллерийский снаряд средствами обычной ПВО почти невозможно, особенно когда обстрел ведется целой батареей.

Чтобы организовать контрбатарейную борьбу против таких артустановок, необходимо иметь на вооружении орудия как минимум не уступающие по дальнобойности и точности.

И этого мало — нужна разведка, средства целеуказания и корректировки огня. Ни M142 HIMARS или M270 MLRS, использующие тактические ракеты, ни любая гаубица или самоходная установка, бьющая «Эскалибуром», не станет задерживаться на месте — отстреляется и тут же уедет.

Авиация могла бы эффективно подавлять любую артиллерию противника, но при отсутствии противодействия ПВО — а оно есть. Уничтожить пушку, потеряв самолет — плохой размен. А издалека еще поди попади в нее.

Задействовать диверсионно-разведывательные группы для охоты за блуждающими пусковыми ракетными установками можно, но на удачу. «Хаймарсы» и другая мощная техника не ездят без боевого охранения, да и украинские контрдиверсионные подразделения никуда не делись.

Перерезать пути поставок вооружения — логичная мысль, если ее можно реализовать. Территория Украины огромна, дорог там великое множество. В прокремлевских и националистических пабликах звучат предложения разбомбить мосты через Днепр, чтобы перерезать пути поставок и оставить украинскую армию на Донбассе на голодном пайке.

Мосты — не самая легкая цель. Даже крупный мост все равно не очень велик по ширине. Это довольно прочное сооружение, и чтобы уничтожить его, нужно потратить много боеприпасов. При этом такие важные стратегические объекты обычно прикрывает ПВО.

Операция по уничтожению мостов была бы трудозатратной, дорогостоящей и без гарантии успеха, если стрелять издалека «Искандерами» и «Калибрами». И крайне рискованная, если попытаться использовать бомбардировочную авиацию — весьма вероятно, что самолеты будут сбиты.

Средства маскировки в военном деле — это святая святых. Но в случае с крупными стационарными военными объектами российской армии стоило озаботиться их маскировкой заранее — сейчас их местоположение не является секретом для украинского командования, и артиллерия бьет по уже известным координатам.

Обустройство подземных складов могло бы стать приемлемым решением проблемы. Но, во-первых, такие подземные хранилища должны располагаться вблизи линий снабжения, во-вторых, они должны отвечать требованиям безопасности и быть достаточно вместительны. В-третьих, скрыть их местоположение всё равно трудно — рано или поздно противник либо заметит стройплощадку, либо отследит транспортные потоки.

Можно, конечно, не складывать все яйца в одну корзину и попробовать раздробить крупные склады на множество мелких. Но тогда потребуется значительно увеличить штат охраны и обслуживания, а риск удара по-прежнему сохраняется — не стоит рассчитывать на то, что противник побрезгует атаковать небольшую цель.

Наконец, можно просто переместить склады техники, боеприпасов, топлива и другого материального снабжения вглубь контролируемой территории — на 90−100 км от линии фронта. Очевидное решение, которое, однако, создает огромные логистические проблемы.

По словам Давида Гендельмана, решить эти вопросы в военное время очень трудно: «Не факт, что резко увеличить число автотранспорта возможно в имеющихся условиях, а рассредоточение и защита складов — это трудоемкий и долгий процесс в условиях войны, такое всегда лучше делать заранее. Поэтому как минимум на ближайший период уязвимость складов боеприпасов и ГСМ останется слабым местом российской группировки, а улучшение даже при должных усилиях займет время».

Логистическая цепочка поставок выглядит примерно так: с центральных складов, расположенных в глубине России, боеприпасы грузятся на вагоны и по железной дороге доставляются на тыловые склады, расположенные или в Украине, или на прилегающих территориях. Оттуда их развозят автотранспортом по фронтовым складам.